Все, что девчонка говорила, было больше похоже на бред, поэтому меня удивило другое.
– Как ты сюда попала? – спросила я.
– В торговом зале народ был, – зашептала Вера, – а потом продавщицы ушли, и я тихонечно в кабинку просочилась. Думала, платок схвачу и назад. Залезла под диван и поняла: вот дура! Ну кто мешал прикинуться клиенткой, зайти с платьем, забрать его и мирно уйти, мол, не нравится модель! Только у меня от ужаса паралич наступил, вот и наваляла глупостей, залезла тайно. А тут вы…
– Вам помочь? – снова проявила за дверью активность Нина.
– Сейчас отвлеку продавщицу, – шепнула я, – а ты беги к выходу и жди меня.
Вера кивнула и отступила к стене, а я распахнула створку, полностью прикрыв ею библиотекаршу. Потом сгребла вещи, вышла в зал и сердито сказала Нине:
– А ну, идите сюда!
– Куда?
– Подальше от кабинки, в ней дует.
– Не может быть!
– Очень даже может, – фыркнула я, оттесняя Нину в противоположный угол магазина, – из всех щелей сквозняком так и тянет. Вот, уже простудилась, кха, кха, кха. А еще вы постоянно лезли, стучали! Отвратительно! Ничего не желаю тут приобретать!
– Просто предлагала помощь, – принялась оправдываться Нина, – думала…
– Я же требовала оставить меня в покое, так нет же…
– Но…
– Прощайте, – гордо заявила я и, сунув огорченной Нине ворох произведений безумного дизайнера, побежала к выходу.
Вера стояла, привалившись к стене, невдалеке от магазина.
– Что делать? – прошептала она. – Что? Меня посадят на электрический стул?
– В России мораторий на смертную казнь, – попыталась я слегка взбодрить перепуганную донельзя девушку. – Да и электрический стул используют не у нас, а в США, причем не во всех штатах. Кое-где предпочитают более гуманный вид казни – инъекцию яда.
– Какой ужас! – просипела Вера. – Но что мне делать?
– Кого ты убила? – поинтересовалась я.
– Кирилла, – еле слышно ответила Вера. – Только я его не убивала! Но убила. А он видел! И теперь… теперь… должна… Ну почему так случилось? Неужели от анальгина? Не может быть… Он… Улик полно! Ничего не помню. Понимаешь? Понимаешь? Понимаешь?
Она схватила меня за плечи и затрясла, словно бутылку с застоявшимся кефиром. Руки Веры были такие ледяные, что я даже сквозь куртку и кофту ощутила холод.
– Понимаешь? Понимаешь? Понимаешь? – с упорством безумного человека повторяла девушка.
Я вывернулась из ее цепких пальцев и честно ответила:
– Пока нет, не понимаю. Попробуй ясно и последовательно изложить факты.
Вера вздрогнула.
– Ты ведь мне поможешь? – с надеждой спросила она. – Знаешь, не хочу умирать.
– Вот это понятно, – кивнула я, – сама не собираюсь на тот свет. Пошли.
– Куда? – насторожилась Вера.
– Ну, не на улице же нам стоять! Зайдем в кафе.
Девушка затравленно оглянулась по сторонам:
– В какое?
– В любое. Вон через дорогу вполне симпатичное на вид заведение.
Вера прищурилась.
– «Ателло»?
– Да, – согласилась я, – дурацкое название, но нам ведь нужно просто побеседовать в спокойной обстановке.
– «Ателло»?
– Да, да.
– «Ателло»… – словно заевшая патефонная пластинка, тупо твердила Вера. – Мне идти в «Ателло»? Мне?
Я хотела было пожать плечами и мирно сказать: «Если так не нравится это название, то рядом имеется трактир вовсе без него. Трактир – и все». Но тут вдруг девушка вырвала у меня из рук сумку, резко повернулась и ринулась через проспект, не обращая ни малейшего внимания на плотный поток машин. Послышались визг тормозов, гудки и вопли:
– Дура!
– Поймать и в глаз надавать!
– Вот сволочь!
Я, стряхнув с себя оцепенение, бросилась за, похоже, потерявшей разум девицей. Негодование водителей – и прохожих тоже – усилилось.
– Давить таких надо!
– У нее кошелек, что ли, свистнули?
– Вон та, по тротуару чешет… У нее целых две сумки…
– Держи вора!
– Лови!
– Стой!
Я благополучно пересекла оживленную улицу и побежала по тротуару, ярко-синяя куртка Веры мелькала далеко впереди. У меня закололо в боку, стало понятно: воровку не настичь.
Запыхавшись, я остановилась и подвела итог: так, лишилась любимого ридикюля, в котором кошелек с большой суммой денег, взятой в долг у Федора, мобильный телефон, косметика, ключи от дома и машины, паспорт. Да уж, сходила за покупками… Отругают теперь все – достанется и от рекламщика, и от супруга, незадачливую Вилку пожалеет лишь Томочка.