Озноб

Последнюю фразу он добавил, наткнувшись на внимательный, цепкий взгляд женщины. Спохватившись, та отвела глаза и взяла наконец свою чашку:

– Да, теперь я все понимаю. А тогда была на тебя очень зла! Но послушай, Давид в беседе со мной утверждал, что жена уехала к тебе как раз накануне моего переезда на дачу! У тебя получается иначе… Как это объяснить?

– Понятия не имею! – почти весело ответил Сергей. – Ну, да ей не впервой врать нескольким людям сразу. Могла сказать ему, что едет ко мне, а прошататься несколько дней по любимым кабакам. Он ведь пытался ограничить ее в выпивке, к анонимным алкоголикам водил. Давид – сугубо положительный человек!

– Мне кажется, в отличие от тебя, он так и не смирился с ее смертью!

В голосе Ирины невольно прозвучал упрек, но Сергея не смутило и это. Он лишь отмахнулся и поднялся с кресла, прихватив опустевшие чашки:

– Принесу-ка еще кофе, а ты пока попробуй вон те конфеты, кстати, ее любимые. Что касается Давида… Он не принял ее смерть, потому что не видел ее мертвой. Ая знаю то, что знаю. Мертвые не воскресают.

Женщина содрогнулась и не нашлась, что ответить. Когда Сергей вышел, ей показалось, что стены комнаты внезапно сдвинулись, как будто это и правда была гробница.

Глава 14

К другой чашке кофе, предложенной Сергеем, Ирина даже не притронулась. Дальнейшее происходило слишком быстро, она даже не успевала осознать своих действий и слов и, возможно, оттого события внезапно приняли такой темп. Вернувшись в комнату, Сергей уселся на диван, рядом с ней, так близко, что у нее возникло инстинктивное желание отодвинуться. Впрочем, оно тут же прошло, когда он, поставив чашки на столик, взял ее руку в свои ладони и спросил о чем-то – позже она никак не могла вспомнить, о чем. Его внимательные серые глаза оказались совсем рядом, и женщина впервые рассмотрела яркие янтарные точки вокруг зрачков, придававшие его взгляду нечто диковатое, почти звериное. В этом и заключалась тайна его глаз, во всем остальном как будто совершенно обыкновенных, однако забыть которых, она не могла с того самого дня, как впервые увидела их.

Минуту или две они вели разговор, который представляет интерес только для мужчины и женщины, ощущающих, что их близость становится неизбежной. Сторонним слушателям их диалог показался бы пустым и бессодержательным. Ирина сама не понимала, о чем ее спрашивают, что она отвечает. Главным был жар его ладоней и дыхание, внезапно ставшее тяжелым, слегка прерывистым. Первый поцелуй отозвался у нее в душе острым чувством тревоги, ощущением, что она переступает границу дозволенного, но второй и все последовавшие за ним быстро заглушили голос разума.

Она не помнила, чтобы ее сердце билось так сильно – ни тогда, когда она впервые была близка с мужчиной, ни тогда, когда сошлась с Егором, уже смутно предчувствуя, что станет его женой, ей не доводилось испытывать ничего подобного. Именно это волнение, почти переходящее в страх, придавало всему происходящему вкус запретного плода и заставляло женщину переживать острое наслаждение. Когда она снова пришла в себя и туман, повисший перед глазами, рассеялся, Ирина съежилась и села на диване, непослушными руками оправляя платье. Сергей, только что вернувшийся из ванной, уже переоделся в купальный халат. Вид у него был чрезвычайно довольный, бледное прежде лицо раскраснелось. Заметив смущенное движение женщины, он поспешил присесть рядом и обнять ее за плечи:

– Что, куда ты? Только не говори, что собралась уходить!

– Неужели мы останемся здесь? Ирина вновь обвела взглядом комнату, поражаясь тому, что могла забыться в этой гнетущей обстановке. Ей хотелось немедленно сбежать, хотя она и понимала, что это чувство ничем не обосновано. «Я как будто боюсь, что сюда явится хозяйка!»

Поймав себя на этой мысли, она испытующе взглянула в глаза сидевшему рядом мужчине:

– Ты, кажется, нормально себя здесь чувствуешь? А мне не по себе.

– Понимаю, но куда же мы можем поехать? Я уже предлагал гостиницу…

– Но ты ведь сам здесь не живешь?

– Отныне придется жить, – иронически усмехнулся он. – Я только что освободил квартиру, которую снимал, а жилье, что в центре, считай, уже не мое. Эта квартира все равно будет пустовать. Почему бы мне не поселиться в ней, хотя бы временно?

– Да, почему? – эхом отозвалась женщина, у которой что-то продолжало болезненно сжиматься в груди. Она не понимала, отчего ее так мучает небрежный тон, каким Сергей говорил о своей якобы покойной жене, и с тревогой вглядывалась в его лицо, ожидая более правдивых объяснений, давать которые тот явно не собирался.