Лейб-гвардии майор

За все время пребывания в Агеевке никто из соседей-помещиков не приехал меня навестить или позвать в гости. Ничего странного, если учесть, что благодаря Петру Первому вся шляхта находится на службе: военной или гражданской. Поместьями распоряжаются управляющие, и хорошо, если толковые и чистые на руку. В противном случае, пока барин штурмует стены Очакова, его имение может вылететь в трубу.

Мы сели в возок и, провожаемые чуть ли не всей деревней, поехали в Петербург. Дорога выдалась скучной. Окрестности не радовали многообразием красок, полный ход набирала «унылая пора, очей очарованье». Осень. Еще чуток, и она перейдет в холодную зиму. Климат суровый: птицы на лету замерзают, снега выпадает по самые крыши. Так что слово «зима» надо писать с большой буквы и тремя «а» на конце.

Промелькнут небольшие деревеньки: и бедные, и побогаче. Зазвучат колокола на часовенках, привечая добрых людей. Появятся редкие помещичьи усадьбы, иные от обычных крестьянских дворов не отличить. Дороги плохонькие, разбитые, кое-где мощенные подгнившей доской.

Погода менялась не в лучшую сторону, по утрам примораживало. Спасались тем, что на ночь останавливались в придорожных трактирах, где я, отогреваясь, пил горячий чай и следил, чтобы денщик не заснул с чашкой обжигающего напитка в руке. В разведку я бы с ним точно не пошел. Противник быстро бы нашел нас по его храпу.

Закончились пасторальные пейзажи, показались позолоченные шпили Петропавловской крепости. Питер.

Утром я явился к Петельчицу. Тот был на плацу и наблюдал за мунстровкой солдат.

– Явились. Рад вас видеть. Все дела порешили, фон Гофен? – Ротный привык говорить короткими рублеными фразами.

– Так точно.

– Тогда извольте продолжить занятия. Я в штабе.

И, крутанувшись на каблуках, Петельчиц ушел.

Настроение у меня было скверное, самочувствие и того гаже. Домовладелец поскупился на дрова, печку не протопил – в комнате было чуть теплей, чем на улице. Я, похоже, немного простудился и стал покашливать. Хотелось вернуться в квартиру, напиться чаю с медом и завернуться в толстое одеяло.

Продрогшие солдаты, напялившие на себя по два-три комплекта нижнего белья, зябко кутались в плащи. Нет, не нравится мне эта дурацкая европейская форма. Может, в ней удобно скакать и ловить бабочек на альпийских лугах или глазеть на вечно падающую башню в Пизе, но в России, где скоро затрещат сорокоградусные морозы, в треуголке, суконном камзоле, кафтанчике, чулочках и башмаках делать нечего. Это если ты не хочешь отморозить себе какую-нибудь жизненно важную часть организма. Ну, а если тебе морозить и впрямь уже нечего, тогда носи, хуже тебе уже не будет.

Да, удружил нам Петр Первый с «иноземным платьем». Вот к чему приводит слепое копирование чужого образа жизни. Это не значит, что перенимать чужой опыт нельзя. Наоборот, нужно и должно. Только, перенимая, надо думать, насколько он подходит. Стоит ли тупо копировать?

И до того тошно вдруг мне стало, что вспомнились альбомчики с рисунками, специально отложенные до приезда Миниха, и прочие наши проекты, которые пылятся небось сейчас в доме Густава Бирона, если только чересчур радетельные слуги их не спалили после очередной генеральной уборки. Обидно, слов нет.

Начался обильный дождь, вмиг превративший плац в одну большую лужу. Ну вот, хороший хозяин в такой ливень не то что собаку, даже роту гвардейцев на улицу не выгонит. По уставу я мог «мунстровать» солдат вплоть до морковкина заговенья, но ведь жалко бойцов: промокнут, простынут, заболеют. Так что овчинка выделки не стоит.

Я распустил солдат, велел заняться чисткой оружия. Гвардейцы довольно замаршировали в натопленные помещения полкового двора. Мне передалась их радость: трудный день закончился, можно чуток отдохнуть, погреться.

Я быстро пошел в сторону штаба, хотелось обсохнуть, выпить чаю в компании офицеров, которые были свободны от караулов или работ. Занятная штука: до сих пор не удалось ни с кем сдружиться. Отнюдь не потому, что я надутая бука или неинтересный собеседник, все куда банальней: некогда. Нет времени даже на пустяковый треп ни о чем.

Жаль, капитан Анисимов в лагерях подзадержался. Вот уж с кем я бы отвел душу. Бирон сказал, что артиллерист вроде что-то нащупал и теперь доводит до ума. Я хорошо понимаю капитана, в прошлый раз разорвавшаяся фузея серьезно ранила одного из солдат. Парень хоть и поправился (видел его бегающим по плацу, руки-ноги целы, голова на месте, и пальцев должное количество), но неприятностей после того случая нам хватило. Вот Анисимов и страхуется.