Страх перед страхом

Юлия тем временем встряхнула мокрый зонтик, раскрыла его и бросила в угол сушиться. Прихожая была большая, в нее выходило несколько дверей. В квартире стоял кислый запах – здесь явно много курили и редко открывали окна. Хозяйка подошла к большому трюмо, сняла промокший пиджак и повесила его на вешалку. Она двигалась замедленно, чуть угловато – это была или сильная, застарелая усталость, или в самом деле болезнь. Татьяна чуть притихла – та вела себя так спокойно, как будто ничего особенного не произошло.

– Хотите, спустимся туда? – предложила Татьяна, уже без всякого энтузиазма.

Юлия наконец заговорила – все еще не оборачиваясь, разглядывая себя, а заодно и Татьяну в зеркале:

– Я и так знаю, где она.

– И вы знали все время?

Та слегка пожала плечами – знакомый жест, который Татьяна так часто видела у ее дочери. Только тут она заметила, что дочь и мать очень похожи – только мать выглядела какой-то карикатурой на юную, чуть неправильную красоту Жени.

– А что в этом такого? – спросила Юлия, садясь в кресло, рядом с телефонным столиком.

Она не предложила пройти ни в комнату, ни даже в кухню – устроилась здесь, как в приемной какого-то начальника. На столике стояла набитая до отказа пепельница. Юлия чуть заметно поморщилась, почуяв крепкий табачный дух, исходивший оттуда, и слегка отодвинула ее в сторону. Татьяне сесть было негде, и она осталась стоять. В этом было что-то унизительное, но, впрочем, на любезный прием она и не рассчитывала. А к унижениям в последнее время стала даже привыкать.

– Конечно, ничего такого тут нет, – сдержанно ответила она. – Только почему вы это отрицали?

– Да потому, что это наше семейное дело, – заметила та и вдруг улыбнулась: – Так это все-таки вы подсылали ко мне Алинку? Я сразу поняла. С чего бы это, думаю, она вдруг заинтересовалась нашим чадом? Вот оно что… Ну а вам что нужно?

– Прежде всего, нельзя ли спросить – вы сами в той квартире бываете?

Та скривила губы, и ранние морщины возле рта залегли еще глубже:

– Нет. Зачем вмешиваться в их дела?

– Но это и ваши дела тоже!

– Как воспитывать свою дочь – я разберусь сама, – отрезала Юлия.

Спорить с этим утверждением было трудно – тем более что та была абсолютно права. Татьяна видела, что женщина настроена враждебно – с самого начала. Не было и помину о прежних сладких речах по телефону – ей всегда претила та преувеличенная сердечность, с которой с нею разговаривала мать Жени. Но все-таки ее почему-то пустили в квартиру. И почему-то до сих пор не выставили – и Татьяна не понимала почему.

– Хорошо… – Она перевела дух. – Тогда скажите – вы давно видели мою дочь?

Юлия слегка расширила глаза:

– Иру? Очень давно, по-моему, вскоре после их выпускного была… Я даже не помню.

– А между тем она часто захаживала сюда, на третий этаж.

– А я-то что могу об этом знать? – заметила та. – Я сама там не бываю и ни за кем не слежу.

Последние слова она произнесла подчеркнуто – давая понять, что в этом и заключается отличие порядочной женщины от такой навязчивой особы, как Татьяна. Но та ничуть не смутилась:

– Моя дочь, как я думаю, трое суток провела в той квартире, непосредственно перед своей гибелью. И погибла рядом с вашим домом – ну, тут уже было много свидетелей. Она была пьяна, чего с ней никогда не случалось. И вот, я хочу знать, что с ней там сделали такого, что она напилась и бросилась под машину, как только смогла оттуда вырваться!

Юлия сдвинула брови:

– Вы что – всерьез? Я думала, они больше не дружат…

– Прекратите, они виделись постоянно.

– Но я не знала!

Теперь она встала, подошла ближе к Татьяне, заглядывая ей в лицо. Женщина очень взволновалась – ее взгляд заметался, она с трудом подбирала слова. Татьяна видела – та искренне поражена, и поражена неприятно.

– Я не знала! Она мне ничего не рассказывает! Так Ира была тут, внизу?

Внезапно она прижала палец к губам, совершенно забыв о яркой помаде. Постояла секунду, глядя в пространство, и вдруг резко повернулась на каблуках:

– Вы уверены, что она жила там, перед тем как попала под машину?

– Я почти уверена, – ответила женщина. Врать, что она знает это точно, Татьяна не могла – никаких доказательств у нее не было.

– Женька не скажет, – будто про себя прошептала Юлия. – Ее можно убить, но если она не хочет говорить – не скажет… Поганка!

Последнее слово она неожиданно выговорила громко и твердо – совсем прежним тоном. Тоном той поры, когда она выглядела куда моложе, бодрее и помыкала дочерью, как ей вздумается. Татьяна до сих пор не могла забыть, как та разъяренной фурией ворвалась в ее дом, уволокла на лестницу полуодетую, плачущую от страха Женю… Тогда это была совсем другая женщина. А теперь перед ней стояла усталая больная старуха. Татьяна не выдержала: