– Да, – кивнула она, – извините, конечно.
Пока Аня отсутствовала, я вылила чай в раковину, быстро вымыла свою чашку, налила в нее новую порцию напитка, схватила с подоконника жестяную коробку из-под печенья, вытащила оттуда деньги, выложила на стол триста баксов и заулыбалась.
Аня вползла на кухню, увидела деньги, и выражение ее лица стало совсем жалостным.
– Бери, – сказала я.
Сайкина прижала купюры к груди.
– Спасибо! Вот спасибо! Я за вас молиться стану! Не сомневайтесь, как только накоплю, сразу верну.
Я, улыбаясь, смотрела на девушку. Была в моей жизни одна очень неприятная история. В тот день я получила гонорар от издательства и решила устроить пир. Накупила вкусностей, накрыла стол и стала ждать домочадцев. Но первой нежданно-негаданно явилась одна наша знакомая, Лена Боровкина.
– Вот, шла мимо, – затараторила она, – дай, думаю, загляну на огонек.
Увидав икру, сыр, пирожные, Лена присвистнула.
– Ну вы и живете! Или праздник какой?
Я, испытывая отчего-то неловкость, принялась оправдываться:
– Понимаешь, мне деньги заплатили…
Ленка немного посидела и ушла. Но на следующий день она явилась вновь, вся в слезах, и сказала:
– У Кати Ротовой ребенок болен. Онкология.
Малыш умирает, а денег на операцию нет. Не могла бы ты одолжить?
– Сколько?
Названная сумма совпала с полученным гонораром. Честно говоря, денег было жутко жаль. Мне ведь никто не приносил их на блюдечке, приходилось самой зарабатывать! Но ребенок неизлечимо болен! Я дала нужную сумму.
Лена со слезами на глазах принялась благодарить меня. Через год я робко напомнила про долг, но Ленка опять стала плакать, повествуя о муках сына Кати. Естественно, я заткнулась. И лишь спустя еще двенадцать месяцев узнала: ребенок Ротовой никогда не болел. Поймите меня правильно, если бы маленькому мальчику и впрямь понадобились деньги на лекарства, я забыла бы навсегда о долге. Но уж очень противно осознавать себя лохушкой, которой манипулирует гадкая бабенка.
Деньги из Ленки Олег вытряхнул, а я с тех пор не очень верю тем, кто начинает обещать, что тут же отдаст долг.
Глава 25
– Ты лучше чай пей, – сказала я, потом, демонстративно схватив свою чашку, залпом осушила ее на глазах у Ани.
И здесь противная девчонка сделала еще одну ошибку: не сдержала облегченного вздоха.
Я посмотрела на чашку, потом зевнула, раз, другой, третий, и, устроив голову на лежащих на столе руках, старательно засопела.
– Эй, ты что? – воскликнула Аня.
Молчание.
– Заснула?
Снова тишина.
Крепкий кулачок толкнул меня в бок:
– Вставай.
– М-м-м.
– Можешь дойти до дивана? Ау! Говори!
Так и не дождавшись ответа, Аня ушла.
Я посидела некоторое время, потом очень осторожно, радуясь, что ношу мягкие тапки, покралась по коридору.
Сайкина стояла в моей комнате спиной к двери. Шкаф был открыт, Анечка самозабвенно рылась на полках. Под руку ей попалась бархатная коробочка, где я держу «золотой запас». Воровка пошарила в ней, сунула что-то в карман, поставила шкатулку на место и вновь принялась перебирать шмотки.
– Если ищешь деньги, то их там нет, – громко сказала я.
Аня взвизгнула:
– Ой!
– Не ожидала? – улыбнулась я.
– Ты не спишь?
– С какой стати мне дремать?
– Э…э…
– «Подкожные» лежат в другом месте, – усмехнулась я, – знаешь, по какой причине я храню накопленное на самом виду?
– Э…э…
– Ты решила, что деньги, как у всех, в белье?
Открыла мою половину шкафа, теперь распахни другую.
– Зз-зачем?
– Давай, действуй.
Аня потянула на себя створку и снова вскрикнула:
– Ой!
– Что же ты там увидела такое страшное?
– Милицейскую форму!
– Верно. Мой муж, сотрудник МВД, очень редко ее надевает, ходит, как правило, в штатском.
Он майор, ловит преступников и всем советует:
«Не следует класть деньги в платяной шкаф, лучше оставить их на видном месте. Вор первым делом изучит стандартные захоронки: гардероб, морозильник, бачок унитаза, банки с крупой». Именно так ты и поступила. А еще супруг рассказывал мне о клофелинщицах, подсыпающих наивным людям лекарство. Жертва заснет спокойненько, а девушка обчистит ее.
Глаза Ани налились слезами.
– Нет! Ничего вам не подливала! И денег не искала!
– Зачем же в шкаф полезла?
– Простите, простите! Веру не в чем хоронить!