Город принял

— Ну да… — Было немного обидно, что Рита не понимает меня. — Помнишь, мы с тобой говорили о моей работе?

— Да, но ведь…

— Нет, нет, ничего. — Открыл дверцу, подсадил ее в машину и сказал, будто оправдывался: — Я просто подумал, что ненаказанное зло — оно как такой снаряд…

Плавно раскачивая на выбоинах и ухабах свою двухосную колесницу, погнал наш гиксос сотню железных лошадей. Сталь характера — разрубает кирпич ладонью…

Скуратов протянул Рите горящую зажигалку и вежливо осведомился:

— Доктор, вы давно знаете Тихонова?

— Считайте, что со школы. С десятого класса.

— Он и тогда любил под всякий пустяк подводить глубокие теории?

Рита усмехнулась:

— Не больше двух-трех в день…

Да, это было так. Рита сказала правду: меня и тогда занимала масса проблем, по-видимому совершенно пустяковых, но казавшихся мне тогда невероятно важными. Жаль только, что Рита сейчас стала говорить об этом со Скуратовым.

Я даже прикусил губу от досады и сказал ему:

— Все-таки мне больше повезло в жизни, чем тебе…

— Позвольте полюбопытствовать?… — открыто засмеялся Скуратов.

— Ты бы мог стать кем угодно, а я только сыщиком!

Скуратов пожал плечами:

— Сомнительное преимущество. Еще Козьма Прутков говорил, что специалист подобен флюсу — он односторонен.

— Вот этого ты и не можешь понять: у тебя — специальность, а у меня — призвание.

— Призвание ловить жуликов? Завидный выбор!

— Ты все перепутал, Скуратов! — со злой усмешкой, с ожесточением сказал я. — Ты, когда выбирал специальность, может быть, и планировал жуликов ловить. А мое призвание — людей от них поберечь. И на таком деле или весь выложись, или ты у нас не нужен!

В машине все замолчали, прислушиваясь к спору. Скуратов, глядя на меня исподлобья, сказал серьезно:

— Слушай, а ведь если бы тебе зарплату не давали, ты бы все равно никуда не ушел? А, Тихонов?

— Конечно! Я бы за харчи работал! А ты бы ушел! И я об этом не больно жалею!

— Ну скажи на милость, что ты так надрываешься? Неужели не понимаешь, что сейчас нужны другие критерии полезности? Сейчас другие времена, и твой азарт сильно отдает горлопанством!

— А почему ты решил, что времена другие? Сейчас что, избитому не больно? Ограбленному не страшно? Обманутому не стыдно, обесчещенному не горько?

— Но кривая преступности из года в год идет вниз. Это-то тебе известно?

— Известно. А всем остальным людям — нет. Обыкновенным людям. Им на графики и статистику чихать. Им вот и надо, чтобы я рвался. И чтобы ты рвался. А ты рваться не хочешь…

— А чего же я хочу, по-твоему? — прищурился Скуратов.

— Ты хочешь быть просто начальником. Все равно каким, только начальником. А если начальником не выйдет, то хотя бы спокойно жить…

— Ты думаешь, очень стыдно — хотеть спокойно жить?

— Это не стыдно. Но мне лично такие люди не подходят, я с ними стараюсь дела не иметь…

— Н-да, — хмыкнул Скуратов. — Подобный максимализм украсил бы юношу осьмнадцати лет. А зрелый муж с такой нетерпимостью — эт-то… знаешь…

— Знаю! Знаю! — махнул я рукой. — Я тебе просто не успел сказать, что не тороплюсь стать зрелым мужем. Зрелый плод скоро портится…

— С тобой нельзя разговаривать. Ты не милиционер, ты камикадзе!

— Это как тебе угодно…

Машина тормознула у дежурной части, я соскочил с подножки. Ко мне подошла Рита, негромко сердито сказала:

— Стас! Как ты разговариваешь с людьми! Ты ведь оскорбил его, а он хотел просто пошутить…

— Он не со мной шутит, а со своей работой. А мне это не нравится!

— Слушай, Стас, ну так нельзя! Совсем не изменился с десятого класса!

Мы остановились на лестничной площадке, я наклонился к Рите и сказал ей серьезно:

— Знаешь, Рита, я сам часто думаю об этом. Но мое счастье или несчастье — не знаю наверняка, — что на моей работе так и нужно!

— Стас, дорогой, но у них у всех та же работа, что и у тебя!

— Да-а? — переспросил я. — Нет, не у всех. У Григория Иваныча Севергина — та же. Ты ведь знаешь — он почти слепой. Выучил наизусть диоптрическую таблицу и на каждой комиссии чудом пробивается через глазника…

— А Скуратов?

— А Скуратов может делать что угодно. Задирака — гонщик, у него каждое дежурство — ралли. Юрка Одинцов служит потому, что только у нас любовь к собакам — профессия. Эксперт Халецкий — ученый муж. Ты — врач…