97  

Только в Татьянин день, когда по традиции начались каникулы, Митя смог приехать в родной дом.

Уже подходя к поместью, он понял, что произошло неладное, поднялся на пригорок, с которого открывался великолепный вид на усадьбу Глебкиных, и ахнул.

Огромного барского дома с белыми колоннами не было. Впрочем, дома управляющего тоже, исчезли конюшня, псарня и любовно выпестованный хромым Николаем сад. Перед Митей простиралось пепелище. Снегу в тот год практически не было, и Митя в растерянности смотрел на черные головешки. Потом сбежал вниз, в оставшуюся целой деревню. Первая, кого он встретил, была Марфа, жена садовника Николая. Схватив Митю за полушубок, она втянула его в сарай и зашептала:

– Уезжай, Митенька. Видишь, чего творится. Всех поубивали: Ивана Сергеевича, Сирену Михайловну, твоих папеньку с маменькой. Чистые звери! Нелюди!

– Что с Аней? – еле вымолвил Митя.

– Ой, не знаю, – запричитала Марфа, – как бар резать начали, простые люди попрятались. Эти ироды все пожгли и уехали. Четыре трупа потом Коля зарывал: господские и твоих родителей. Где молодые, не ведаю, может, сгорели? Полыхало тут до неба, страх божий. Знаешь, что самое страшное?

– Говори, не тяни! – прошептал Митя.

– За главного у этих бандитов Павел Сергеевич, брат младший Ивана Сергеевича, – сообщила Марфа, – на коне прискакал, лично наших допрашивал! Уж он их бил смертным боем. Сначала барыню, Сирену Михайловну, на тот свет отправил, а уж потом Ивана Сергеевича, светлая им память, земля пухом. Нагайкой колотил, да так орал, что крышу сносило: «Говорите, где ключ спрятан!»

– Какой ключ? – удивился Митя.

– Кто ж знает, – ответила Марфа, – только Иван Сергеевич не выдержал, плюнул брату в лицо и сказал: «Не видать тебе никогда папенькиного богатства, вурдалак, хоть убей, не скажу». Ну Павел его и пристрелил. Вот, Митя, какие времена настали, брат брата убивает! Беги отсюда, еще выдаст кто!

Митя вернулся в университет. Его большевики не тронули, в тот период тотальной компьютеризации не было, в анкете люди могли написать что угодно. Но Митя сообщил о себе правду. Фамилия у него была самая незатейливая – Иванов. Когда красные начали проверку студентов, он сказал: «Я сирота. Родители проживали в деревне». В общем, Митю не тронули. Среди однокурсников стукачей не нашлось, и новые власти не докопались до того, кем на самом деле являлся отец студента Иванова.

Жизнь Мити потекла дальше, только никакого места для веселья в ней не осталось. Да и откуда ему взяться, когда все дорогие и любимые лежат на погосте?

Примерно через год после описываемых событий, поздно вечером, в комнату, которую снимал студент, постучалась хозяйка.

– Митя, выгляни, к тебе пришли.

– Кто? – весьма недовольно спросил жилец.

– Евреи какие-то, – ответила хозяйка, – фамилия их Кацман.

Недоумевая, Митя вышел и в полутемном коридоре увидел типичную рабоче-крестьянскую парочку. Парня в черной тужурке, лохматой шапке, валенках с калошами и девицу в длинной суконной юбке, потрепанном полушубке из грязной овчины и платке, закрывающем лоб и часть щек.

– Что вам угодно? – весьма нелюбезно процедил Митя. – Если прослышали, что я врач, так пока права на практику не имею.

– Сделайте милость, – нежным, очень хорошо знакомым голосом произнесла девушка, – впустите нас. Гостинец вам от папеньки из деревни привезли.

Парень молча указал на мешок, лежавший у его ног. У Мити внутри что-то щелкнуло.

– Входите, – дрогнувшим голосом проговорил он и посторонился.

Пара прошла в комнату. Девушка размотала платок, парень стащил клочкастый треух. Митя, чтобы не закричать, зажал себе руками рот. Перед ним, бледные, исхудавшие, но живые, стояли Анечка и Андрюша.

ГЛАВА 30

Когда Митя опомнился, на него обрушился целый шквал новостей.

Аню и Андрюшу спасло провидение, оно же, очевидно, помогло им добраться до Москвы и добыть новые документы.

– Мы теперь Кацман, – сообщила другу детства Аня, – Лев и Сара.

Митя никогда не был антисемитом, но с его уст сорвался вопрос:

– Что же русскую фамилию не взяли?

– Слава богу, хоть такие документы достали, – вздохнул Андрей, – ладно, слушай, зачем мы пришли. Пока бандиты родителей убивали да дом жгли, мы у Федора, конюха, прятались. Когда же негодяи убрались восвояси, здание еще полыхало. Оно с парадного хода занялось, а отец, Иван Сергеевич, если ты помнишь, во флигельке жил.

  97  
×
×