Горячая любовь снеговика

– Ей не нравились ни имя, ни фамилия, – с достоинством ответила бабушка, – Жила она тут давно, но про Виолу Тараканову молчала, представлялась Олей.

– А вы откуда знаете? – не успокаивался репортер.

– Баба Аня у нас вроде ФСБ, от нее не скроешься! – выкрикнул кто-то из толпы.

Старуха выпрямилась.

– Я лифтером служу, иногда почта в ящик не лезет, так мне конверт отдают. Как-то раз бандероль для Ольги оставили, я сначала на имя не посмотрела, почтальон попросила жиличке из семьдесят второй квартиры передать. А потом гляжу – Виоле Таракановой. Вот и сказала Оле: «Наверное, ошибка вышла: адрес твой, а имя чужое». Ну она мне правду и рассказала.

– Скрывалась она тут! – зачастила Катя. – Писала жуткие книги и стеснялась!

– Чушь! – возразила блондинка в красной кофте. – Оля портниха.

– Нет, – уперлась Катя, – авторша!

– Тараканову по телевизору показывали, – не сдавалась светловолосая тётка, – она на Ольгу не похожа.

– Я все знаю! – раздался женский голос из толпы. – Я точно расскажу! Мы дружили! Лучшие приятельницы были с ней!

Парень с микрофоном кинулся к источнику вопля. Девица с колечками, пытаясь сохранить незаинтересованный вид, тоже ввинтилась в толпу.

– Вы кто, представьтесь, – потребовал журналист.

– Валентина Николаевна Фирсова, – назвалась крикливая бабенка.

– Ой, не могу! – хмыкнул кто-то. – Да Валька она из сотой квартиры! Не доросла до Николаевны!

– Мы с Виолой крепко дружили, – не обращая внимания на ехидное замечание, затараторила Фирсова, – целые дни вместе проводили. Она писательница была, но только признаваться не хотела, вот и таилась. А по телику другую показывали.

– Почему? – изумилась блондинка.

Валентина ткнула пальцем в корреспондента.

– А их опасалась, говорила: «Начнут узнавать на улице, приставать, придется прятаться». Нашла актрису безработную, и та за нее отдувалась, а Виола рукописи строчила да деньги гребла. Ей за одну книжонку миллион долларов отвалили! Вот!

Толпа притихла, а мне захотелось заорать во весь голос:

– Люди, не верьте! Арина Виолова стоит перед вами, и таких гонораров в России не платят.

Но огромным усилием воли я удержалась от первого порыва.

– Чего же она тут жила, если такие деньжищи гребла? – спросил один из немногочисленных мужчин. – И машины не имела, на метро ездила, одевалась скромно.

– Говорю же, пряталась, – вздернула подбородок Валентина. – Моя фотка в газете будет? Еще могу много интересного рассказать! Эксклюзивно! За деньги!

Я опустила голову и бочком протиснулась в подъезд. Надо срочно позвонить в издательство и сообщить о происшествии. К сожалению, мой редактор Олеся Константиновна находится в отпуске, отдыхает под теплым солнцем, и Гарик Ребров тоже укатил в Дубаи. Но мобильную связь никто не отменял, нужно лишь подождать пару часов из-за разницы во времени, не хочу будить людей ни свет ни заря. Или у них уже вечер?

Вход в квартиру Оли стерег молоденький милиционер.

– Сюда нельзя. – строго заявил он, увидев, что я вознамерилась переступить порог.

– Это свои, – остановил парнишку Олег, выходя в коридор, – иди смелей.

Я вошла в квартиру.

– Что случилось?

– Труп в одной из спален, – мрачно ответил Куприн, – сейчас унесут. Что ты знаешь об убитой женщине?

– Очень мало, – вздохнула я, – мы встретились случайно.

– Двигай на кухню, – приказал майор.

Примерно четверть часа я рассказывала Олегу про то, как провела вчерашний день, а потом, услышав из коридора шум, замолчала.

– Посиди здесь спокойно, – приказал Олег и вышел.

Я начала оглядывать кухню. Вчера, когда Оля пошла переодеваться, я ждала хозяйку тут. Интерьер совсем не изменился, вот только добавились букеты, которые моя компания подарила тезке. Хозяйка, перед тем как пойти спать, аккуратно расставила цветы в вазы.

– Приблизительное время смерти около пяти утра, – сказал в коридоре женский голос, – подробности после вскрытия.

– Хорошо, увозите, – приказал Куприн.

У меня почему-то затряслись руки, я встала и вышла из кухни.

Олег, стоявший у входа в спальню, недовольно бросил:

– Просил же тихо сидеть!

– Отчего она скончалась? – спросила я.

Куприн нахмурился.

– Пока не знаю.

– А по первому впечатлению? – не отставала я.

– Ее до смерти избили, – сказали вдруг из спальни, – живого места нет, вместо лица – каша. Привет, Вилка, хорошо, что ты жива!