Зачем тебе алиби…

Ада Дмитриевна явно была недовольна, что ее застали врасплох, неподкрашенной и непричесанной. Она сидела в глубоком рассохшемся кресле, туго запахнувшись в малиновый шелковый халат и недобрыми глазами наблюдала за летавшей из угла в угол молью. Время от времени она поправляла откинутую за спину волну недавно вымытых жестких черных волос. Сын — полная ее противоположность — худой, белобрысый, голубоглазый, сидел на стуле выпрямившись, как приговоренный, и не сводил глаз с визитера. Им предъявили фотографию, и Ада Дмитриевна небрежно сказала:

— Не помню, не видела.

— Вы уверены? — Помощник следователя все еще держал перед ней фотографию, от которой женщину, казалось, мутило. Она отвернула к локтю широкий рукав халата, протянула белую пухлую руку и взяла фотографию, осторожно, как будто та готова была вспыхнуть и загореться со всех углов. С минуту подержала ее и вернула:

— Совершенно уверена. Я не видела этой женщины. Ее видел мой сын.

— Да, — откашлявшись, подтвердил Юра. — Я рассказал об этом следователю.

— Вы ее видели вечером третьего мая?

— Да, — Юра снова принялся откашливаться, будто в горле что-то ему мешало. Мать спокойно посмотрела на него, и он весь залился краской, но наконец замолчал.

— Вы уверены, что не видели ее никогда раньше, до вечера третьего мая? — Вопрос был адресован и матери и сыну, но ответил один Юра:

— Никогда.

— Дело в том, что я сегодня опрашивал жильцов этого дома. И некоторые сообщили мне, что эта женщина была невестой Игоря Прохорова.

— Вот как? — Женщина снова протянула руку. — с каким-то царственным, снисходительным видом, взяла фотографию и рассматривала ее дольше и критичней, чем в прошлый раз. Наконец, легонько усмехнувшись, словно выразив свое неодобрение, ответила:

— Нет. Я не помню такой. Может быть, она выглядела по-другому?

— У нее были русые волосы, заплетенные в длинную косу.

— Вряд ли я видела подобную девушку, — Ада Дмитриевна снова продемонстрировала свою пухлую холеную руку, возвращая фотографию.

— И я не помню, — кивнул Юра.

— А между тем она часто бывала у ваших соседей. Вы живете дверь в дверь — Ах, ну да, — Ада Дмитриевна слегка наморщила лоб и наконец спросила:

— Когда, вы говорите, тут бывала эта девушка?

— Лет десять — двенадцать назад.

— Так давно? Возможно, мы с сыном тогда жили по другому адресу.

— На Тверской, — поддакнул сын.

— Теперь мы сдаем ту квартиру, — Ада Дмитриевна говорила все уверенней и лоб ее больше не морщился. — Я перевезла сюда все картины покойного мужа. Они не очень-то хорошо продаются, а жить как-то надо. У меня нет профессии. Мой муж настолько хорошо зарабатывал в те годы, что мне не было нужды работать. Его очень ценили, и по заслугам, что бы сейчас ни говорили! Я вела домашнее хозяйство, и поверьте, это стоило любой мужской работы, тяжелой, физической. Но я никогда не жаловалась! И я всегда старалась, чтобы он не отвлекался от искусства. То же самое я делаю для сына, и кажется, сделала уже довольно, чтобы он был мне благодарен. Да, мы сдаем ту квартиру. Юра пока еще учится, и он не должен отвлекаться от учебы, чтобы заработать на какие-нибудь макароны!

Эту тираду она произносила все с тем же царственным видом. Даже, когда она жаловалась, казалось, что она выносит кому-то обвинительный приговор.

— Все это — картины вашего мужа? — Помощник следователя снова осмотрел стены. — Он был художник?

— Да, и довольно известный. Ну, вы могли и не слыхать фамилию Головлев, но в определенных кругах, конечно. Невыносимая надменность дамы раздражала его, но он старался ничем этого не выказать. Юра сидел как на иголках, потом робко спросил:

— А курить можно?

— Конечно, вы же у себя дома.

Ада Дмитриевна бросила на сына уничтожающий взгляд, в котором ясно читалось: «Рохля!» И сама достала из кармана сигареты («Данхилл» с ментолом), угостила мужчин и прикурила от зажигалки визитера. Выпустив дым из своих увядших, но все еще четко очерченных губ, она спросила:

— Вы еще не нашли убийцу?

— Ищем.

— Хороший ответ, — она вдруг рассмеялась, и смех у нее оказался совсем молодой — мелодичный, звонкий, будто хрустальный колокольчик. Она с удовольствием затянулась и продолжала:

— Я, честно говоря, с тех пор как там нашли труп Игоря, места себе не нахожу. Кто и за что мог убить такого человека? Я не понимаю. Особых денег у них не водилось, да и квартиру не ограбили… У нас, правда, железная дверь, и ценностей в доме мы не держим, их у нас нет. Но все равно, тревожно.