Гатчинский коршун

Глава 11

То, что Столыпин в общем согласился с моей идеей насчет совмещения отлова нелояльных с пополнением бюджета, меня не удивило. Зато удивило другое. Он считал это частной акцией, предназначенной в основном для превентивного напугивания тех, кто еще не занялся подобными делами! Что вызывало большие сомнения в его информированности – раз, и способности правильно осмыслить текущее положение дел – два. Дело в том, что к концу правления Ники оппозиционность стала просто модной. И если крестьяне возмущались малым количеством земли, рабочие – тяжелым трудом за копейки, то имущий класс был поражен фрондерством просто потому, что в определенных кругах это считалось престижным.

Наши списки лиц, финансировавших всяких революционеров, перевалили за две тысячи рыл! А общий капитал, контролируемый этими рылами, вплотную приближался к четыремстам миллионам. В этой ситуации попытки всего лишь пугать были бы откровенной дуростью. Во-первых, напуганные могли просто разбежаться – естественно, с деньгами. Но главное – почувствовав опасность, они могли сорганизоваться и начать бороться с властью уже всерьез! Так что пугать я никого не собирался. Поначалу операция должна была казаться отдельными частными случаями – правда, произошедшими с самыми денежными клиентами. Потом – проведенная в кратчайшие сроки крупная акция по отлову остальных. Так как всех сразу отловить было нереально, у нас имелось две прикормленных группы настоящих эсеров, задачей которых было учинить отстрел недоотловленных, и две группы зачистки, у Танечки и у Бени, которым предстояло разобраться с эсерами по завершении их работы.

Итак, выждав неделю после вступления в законную силу УК Российской Империи, первого июня тысяча девятьсот пятого года мы начали первый этап операции «День защиты детей».

В процессе подготовки пришлось соорудить работающий образец проволочного магнитофона. Разумеется, для оперативной звукозаписи он был малопригоден, но внутри нагромождения тонвалов, подающих узлов и прочих деталей фантастически уродливого протяжного механизма был аккуратно спрятан цифровой диктофон.

Операция началась с такой удачи, на которую я и не надеялся. Ротшильды вели свои темные делишки через Красина, и в этот раз деньги ему давал лично приехавший в Батуми Эдмонд Ротшильд! Под звукозапись, так что заявить, что он финансировал создание какой-нибудь больницы, у клиента теперь не выйдет… Спецрейсом «Кондора» в тот же день оба были доставлены в Гатчину. Красина я сразу отправил в седьмой отдел, лично к Гниде, а Ротшильд был доставлен ко мне.

Вид после полного событиями дня у него был, мягко говоря, утомленный. Еще бы – утром арест, потом гонка по серпантинам на автомобиле до аэродрома, потом десятичасовой перелет – для пожилого и нетренированного человека это немало. Ну и мысли, наверное, всю дорогу думались не самые оптимистические…

В кабинете (не моем рабочем, а следственном, находящемся как раз над соответствующим подвалом) дорогого (как минимум в миллиард ценой!) гостя ожидал не какой-то паршивый следователь, а целый канцлер, то есть я.

– Проходите, садитесь, чувствуйте себя как дома, – предложил я. – Чай, пиво или водку желаете?

– Я желаю, чтобы вы перестали паясничать и перешли к делу, – поморщился посетитель. – Представляться нет нужды, а вот объяснить ваши действия – есть.

– Вообще-то они не столько мои, сколько ваши, – уточнил я. – Если вы в курсе, император в своей речи на расширенной коллегии министерства юстиции еще раз подчеркнул про равенство всех перед законом и особую опасность для государства преступлений по пятьдесят восьмой статье, то есть терроризма. И ясно сказал, дважды повторив для непонятливых, что за царем верная служба не пропадает! А тут вы нагло, чуть ли не на глазах всего Батума втюхиваете толстенную пачку денег Красину, на которого материалов уже несколько томов, а не брали его только из соображений дождаться нового УК, чтобы сразу гада под высшую меру… Вообще-то я курирую деятельность спецслужб и такого грубого решения не допустил бы – не совсем дурак, понимаю, что Ротшильд – это не какой-то там никому не нужный Красин. Но как раз когда давалась санкция на ваш арест, я был занят и не уследил. А знаете, чем? Вас ругал, извините, нецензурными словами. Потому что парижский дом Ротшильдов как раз в это время спровоцировал кризис наличности в Банке Елисейских полей, а потом просто взял да поглотил его. Там, между прочим, на пять миллионов франков моих денег было.