Чудовище без красавицы

– Хорошо, – не дрогнул Федор.

Пришлось подъезжать к нему с другой стороны. Осторожно сев в кресло и чувствуя, как подо мной ходуном ходят железяки, я заявила:

– Наша фирма принадлежит господину Гесслеру.

– Я не антисемит, – быстро сообщил Лузгин.

– Господин Гесслер немец, – возмущенно пояснила я, – человек безупречной репутации, отличный семьянин, он создал в коллективе совершенно особый климат, мы все как родственники. Поэтому к найму нового сотрудника подходим со всей тщательностью…

– Ясно, – кивнул Федор, – одна паршивая овца может все стадо испортить…

– Теперь вы понимаете, – строго сказала я, – придется задать вам пару вопросов, уж извините, если они вдруг покажутся бестактными…

– Ничего, ничего, – ответил парень.

– Где вы работаете?

– Нигде, – пожал плечами хозяин, – просто пишу картины, а потом выставляю их на продажу.

– И хорошо идут?

Лузгин замялся:

– Ну, если честно… Не очень. За весь год ни одна не ушла, народ хочет мишек на лесоповале и бабу с веслом. Абстракция предполагает определенное развитие художественного вкуса…

– А на какие средства существуете?

Парень примолк.

– Ну, разовые заработки…

– А именно?

– Ну… так, по мелочи, ерунда…

– Все же? – настаивала я, изображая дотошную кадровичку.

Федор вытащил сигареты и стал рыться в пачке.

– Господин Гесслер весьма снисходительно относится к тем, кто еще не набрал должного профессионального мастерства, – заявила я, – а вот к моральным качествам претендента предъявляет высокие требования. Кстати, отработав у нас двенадцать месяцев, вы можете рассчитывать далее на очень, просто очень хорошую зарплату! Так на какие средства вы жили с женой и, кстати, что с ней стряслось?

Лузгин тяжело вздохнул:

– Я сдавал две комнаты, их тут четыре… За четыреста долларов в месяц…

– Да? – удивилась я. – И кому?

– Кате.

– Кому?

– Виноградовой.

Я уставилась на юношу, тот опять начал перебирать сигареты.

– Что-то я не пойму, она же была вашей женой?!

– Бывшей, – протянул Федор, – мы, правда, официально не оформляли ничего, просто разбежались. Квартира принадлежала мне до брака, Катька вообще из провинции приехала, ни кола ни двора. Кабы не я, уезжать ей из столицы в Задрипинск. А так… Все получила: прописку, работу, деньги загребала лопатой… Вот и решили, что так по справедливости будет, ей эти четыреста баксов – тьфу, а я на них жил. Только померла Катька и… – Он замолчал, глядя на пачку «ЛМ».

А что говорить, все ясно без слов. Жил альфонсом, за счет жены, а как той не стало, так и работа до жути понадобилась, небось молодой человек любит три раза в день покушать.

– Вот что, – железным тоном заявила я, – желаете получить место?

Лузгин кивнул.

– Тогда рассказывайте по порядку.

Нехорошо, конечно, обманывать человека, рассчитывающего на постоянный заработок, но перед глазами встало бледное, сосредоточенное личико Кристи…

Федор познакомился с Катькой на первом курсе, а поженились они летом. У Лузгина имелась собственная квартира, редкость в студенческой среде, поэтому жили они весело, как и положено студиозусам… Гуляли до утра, пили дешевое вино, питались кое-как и могли ночами напролет говорить о собственной гениальности. Четыре года промелькнули враз, и в 1997 году Катя и Федор, став обладателями свежих дипломов, нырнули во взрослую жизнь.

Они поняли сразу: праздника не будет, коробок сахара в шоколаде никто не принесет… Устроиться на постоянную работу оказалось почти невозможно, просто невероятно. Диплом их института, честно говоря, весьма и весьма заштатного учебного заведения, совершенно не котировался среди работодателей. Суриковский, Строгановский, на худой конец Училище имени 1905 года и полиграфический, но никак не областной художественный… Ребята приуныли.

Сначала Федя, искренне считающий себя ну если не гением, то совершенно уж точно большим талантом, отправился в Измайловский парк. Он рассчитывал, что народ начнет расхватывать картины, словно дешевые яйца, но через месяц стало понятно – надеяться на заработок нечего. Рынок полнился произведениями на потребу малоинтеллигентной публике: щекастые младенцы держали на коленях умильных щенков, обнаженные девушки парились в бане, особняком висели полотна с изображениями Дракулы, Джеймса Бонда, Супермена и Микки-Мауса… Их автор, худой мужик лет пятидесяти, у которого в день убегало по пять полотен с Гуффи, Мак-Даком и Винни-Пухом, один раз сказал, угощая совсем озябшего Федора стаканчиком кофе: