– Ну и ладушки, – повеселел Юрка.
Я пошла к себе в спальню и под раскаты громового храпа Олега вытащила из шкафа одеяло. Может, тоже устроиться в гостиной? Под такую «музыку» спать невозможно.
Обхватив одеяло двумя руками, я потащилась по коридору, чувствуя жуткую усталость. Но не успела добрести до нужной двери, как звонок вновь ожил. Чья-то нахальная рука жала на кнопку, совершенно не смущаясь, что часы показывали два ночи. Припомнив всю ненормативную лексику, я, посмотрев в глазок, обнаружила на лестничной клетке мужа Парфеновой – Витьку, отчего-то держащего в руке махровое полотенце.
– Тебе чего? – спросила я, распахивая дверь. – На часы смотрел? Совсем с ума сошел? Олегу в семь вставать.
Витька молча отодвинул меня и вошел в прихожую, его лицо покрывали крупные капли пота, что, учитывая холодную, просто ледяную погоду, казалось странным.
– Где Лерка? – просвистел он. – Где моя жена?
– Спит, – обозлилась я.
– Где?
– В комнате, естественно.
– С кем?
Я повертела пальцем у виска:
– Витек, у тебя совсем с мозгами плохо? Одна, конечно.
– А ну отойди, – толкнул меня Витька.
Широким шагом, не снимая ни ботинок, ни куртки, он пошел по коридору, распахнул дверь в Томуськину спальню и заорал:
– Вставай, Лерка, смерть твоя на пороге!
Храп, разносившийся крещендо по всем помещениям, внезапно стих.
– Что случилось? – совершенно разумным, трезвым голосом спросил Семен. – Вилка, ты?
– Виктор, уйди оттуда, – велела я, – и вообще, какого черта ты носишься по нашей квартире?
– Лучше молчи, бандерша, – ответил Витек и начал заглядывать в остальные комнаты.
– Почему бандерша? – удивилась я.
– Ну, мамка, – хрюкнул Витька, – как же еще назвать тетку, которая содержит на дому публичный дом!
Я не успела даже обозлиться на оскорбление, как он распахнул дверь в спальню, где мирно, на двух матрацах спала ничего не подозревающая Лерка, и заорал:
– А, сука, попалась! Думала, шито-крыто все! С любовничком тут устроилась!
Вспыхнул свет. Парфенова оторвала от подушки голову и простонала:
– О боже, ну что еще! Дайте спать!
– Спать ей захотелось! – заорал Витька и сдернул с Лерки одеяло.
Та взвизгнула и заверещала:
– Охренел совсем, козел?! Может, еще и маменьку свою сюда притащил! Убери лапы, не у себя дома! Скажи ему, Вилка!
– Где он! Говори! – бушевал Витька.
– Кто? – вопила Лерка. – Кто?
– Он, – наседал на нее муж, – он – твой любовник! А ну живо колись, с кем тут времечко сладко проводишь, сучара!
– Да пошел ты, – заорала Парфенова так, что в буфете звякнули рюмки, – вместе со своей мамашей придурочной и с бабкой идиотской!..
В этот момент в дальнем углу комнаты что-то зашевелилось.
– Ага, – подскочил Витька, – вон он, попался…
В коридор выползли все: Филя в чудовищной пижаме цвета детской неожиданности, Томуська в ночной сорочке, плохо соображающий и все время хватающийся за голову Сеня, Юрка в темно-синих трусах… Позади всех маячил Олег. Похоже, что хмель отпустил и его.
– Вот он, – ликовал Витька, – вон…
– Да это Ленинид, – обозлилась я, – перепутал комнаты и вместо гостиной устроился у Лерки.
Папаша, растерянно моргая, смотрел на присутствующих. Витька подался к нему, бросил на пол полотенце, в которое кутал руку, и я увидела огромный, страшный пистолет.
– Эй, эй, парень, – замахал руками папулька, – ты чего… Эй, положи пушку-то!
– Прощайся с жизнью, сволочь, – просипел Витька, вскинул руку, но тут на него с двух сторон кинулись Юрка и Олег, мигом применившие профессиональные навыки. Они враз скрутили нападавшего. Олег выхватил у него пистолет и сурово поинтересовался:
– Где взял?
– Купил.
– Разрешение есть?
– …тебе, а не разрешение, – выпалил Витька.
– Зачем тебе оружие? – поинтересовался Юрка.
– Она мне всю жизнь сломала, – зарыдал тот, – а теперь еще и изменять начала…
– Идиот, – зашипела Лерка, – кретин.
– Убью, – взревел Витя.
– А ну всем молчать, – гаркнул Семен, – ведите этого боевика на кухню, вы, девчонки, ложитесь, а мы сейчас с ним побеседуем!
Не в силах спорить, я рухнула в кровать, слыша, как за стеной бубнят мужские голоса. Потом наступила тишина, Олег вернулся и лег, через секунду раздался храп. Я пнула супруга ногой, звук изменил тональность. Мои глаза блаженно закрылись. Слава богу, безумный вечер, вернее, ночь, закончилась.