– Никогда наркотой я не баловался, – тихо ответил Павел, – прямо обалдел, когда менты в квартиру ворвались и «герыч» под матрасом нашли, в моей спальне, целых двести граммов.
– Может, Лена приторговывала?
– Да ты чего? – возмутился Федулов. – Зачем ей! Знаешь, сколько она в месяц сшибала! Нет, его кто-то подложил, но кто?
Я промолчала, в голову пришла одна мысль, но озвучивать ее при вдовце не следует. Вдруг у Леночки имелся любовник, решивший таким образом избавиться от законного муженька?
Возле квартиры Барсуковой я велела Павлу:
– Ничему не удивляйся, – и позвонила.
Послышался бодрый перестук, дверь распахнулась, и показалась Алла, стоящая на костылях, пустая штанина была пришпилена к поясу английской булавкой.
– Вилка! – завопила Барсукова. – Почему не предупредила, я бы ногу прицепила! Эй, Катька, Анька, готовьте чай, Ванька, беги на проспект за тортом, Женька, разгреби на кухне.
Мы сняли куртки. По коридору туда-сюда засновали дети с пакетами, кульками и банками.
– Ну вы раздевайтесь, мойте руки, – радовалась Алка, – сейчас я вернусь.
Ловко опираясь на костыли, она исчезла в глубине квартиры.
– Сколько тут детей! – ошарашенно сказал Павел.
– Только пять, – ответила я, – правда, еще три собаки, кошка да дико зловредный попугай, может здорово в макушку клюнуть, если придешься не ко двору.
– С ногой-то у нее что?
– Рак костей.
Павел поперхнулся.
– Рак?! Сколько же ей лет?
– Тридцать восемь. Да не переживай, ногу ей ампутировали давно, еще в детстве, Алке лет десять было. Сказали, полгода кряхтеть осталось. Только надо Барсукову знать, она докторам фигу показала и живет себе великолепно, детей нарожала.
– Она замужем? – мужик никак не мог прийти в себя.
– Сейчас нет.
– А была?
– Ага, четыре раза.
– Ну чего стоите, как дурак на именинах, – заорала Барсукова, – топайте сюда.
Мы вошли в просторную кухню, и я приказала:
– Так, слушайте меня! Это Павел, но его здесь нет и никогда не было, я никого не приводила.
– Отлично, – сказала Алка, – не было и не надо. Пусть угловую комнату занимает.
– Так там же Лешка живет?!
– Уже нет, – хихикнула десятилетняя Катька, – она его выгнала.
– За что?
– Он ей сказал, что Женька слишком много ботинок рвет, – наябедничал девятилетний Ванька.
– А Алка взяла его чемодан, – заржала одиннадцатилетняя Аня, – и в лестничный пролет спихнула. Шуму было! Словно бомба разорвалась. А Лешка как скажет!!!
– Эко диво! – ухмыльнулась я. – Могли и привыкнуть, что мать запросто всех сгрызет, кто вас, дурачков, обидит!
– Чисто гиена, – вздохнул Женька, – Лешка-то ничего был.
– Другой найдется, – отмахнулась Алка.
После чая я довела Павла до просторной угловой комнаты и пояснила:
– Белье в шкафу, устраивайся.
– Слышь, – очумело спросил парень, – а где она работает? Детей столько, ремонт отличный…
Я засмеялась:
– Угадай.
– Ну, – почесал в затылке «мармеладник», – торгует.
– Точно, только чем?
– Водкой?
Я решила больше не терзать мужика:
– Алка пишет любовные романы под псевдонимом Нора Бейтс.
– Погоди, погоди, – забормотал Паша, – Ленка их читала пачками… Нет, ты врешь! Нора Бейтс – англичанка! Я одну книжонку смотрел, там на обороте было написано!
Я захихикала:
– Ага, самая настоящая англичанка, цирк да и только!
– И за эти книжонки много платят? – не успокаивался Пашка.
– С каждого томика Барсукова получает около рубля…
– Фу!
– Так у нее тиражи по триста тысяч, умножь триста тысяч на рубль, сколько получишь? И потом учти, она пишет по книге в месяц и издает так же, усек?
– Во дела! – протянул парень. – Неужели столько за такую ерунду дают!
– А ты сам попробуй, – развеселилась я, – впрочем, подойди к любому лотку да пересчитай, сколько авторов в продаже, двадцать, ну тридцать, ладно, пятьдесят! На всю Россию с ее многомиллионным населением. А тех, кто способен писать сериями, и вовсе единицы! Ладно, давай устраивайся!
Я пошла к двери, потом обернулась:
– Только знаешь что…
– Ну?
– Завтра утром, когда выйдешь на кухню, первым делом скажи: «Здравствуй, Алка, я – Павел, меня Вилка велела спрятать». А то Барсукова за ночь тебя из головы выбросит, а дети убегут кто куда, каникулы ведь, напомнить некому будет.
– Ага, – кивнул Павел, – ну чисто сумасшедший дом.