Отдаленные последствия. Иракская сага

Макфлай, которому недавно пришлось освободить свое место в штабной машине для детей, а затем под сдержанное хихиканье морпехов забираться в кузов грузовика, что удалось лишь с третьей попытки, сидел сейчас, облокотившись рукой о борт, и ожесточенно мусолил потухшую сигару.

— Дети — суть источник грязи и зловония, — проговорил он.

— Суть чего? — нахмурился Санчес.

— Эту фразу произнес на одной пятничной проповеди мулла Муссияр в 932 году. Она означает, что даже в просвещенной Кордове, и не в первобытные времена, а в период расцвета арабской культуры воспитанию детей уделяли не слишком много внимания, — любезно пояснил Макфлай.

— О! В самую точку! — одобрил Санчес.

— Пожалуйста, поподробнее, профессор, — прогундосил из своего угла Джелли.

Солдаты рассмеялись.

— Извольте. Недоношенных детей умертвляли, — продолжал Макфлай. — Доношенных тоже, если год выдался неурожайный. Или если у папочки просто не сложился день. Папочка также мог проиграть своего ребенка в нарды или отдать в рабство в счет уплаты долга… Ну и… В общем, никаких тебе «Макдоналдсов», никаких детских каналов по ТВ, никаких розовых обоев с Микки-Маусами. Хорошим родителем считался тот, кто хорошо сечет свое чадо розгами. Другого воспитания не требовалось.

— Я не понял… это только у айраков, что ли, такое практиковалось? — спросил кто-то из темноты. — Ну, в смысле, в старые времена?

— Не только в старые. И не только у… я все-таки предпочитаю называть этот народ иракцами, — сказал Макфлай. — Хотя бы из уважения к нашему переводчику. Так вот, в Европе детей тоже не всегда считали «цветами жизни». В каком-нибудь средневековом Брюгге, каждую зиму на улице замерзали сотни беспризорных мальчишек и девчонок. Еще больше их погибало под копытами лошадей и колесами телег. Никому из вельможных, да и необязательно вельможных, всадников и в голову не пришло бы осадить коня перед выбежавшим на дорогу сорванцом. Сбил, задавил — ну и ладно, обычно даже не оглядывались… Ну и детское рабство, конечно…

Грузовик ощутимо тряхнуло на невидимой яме. Водитель с грохотом и треском переключился на пониженную передачу. Было слышно, как он у себя в кабине клянет местные дорожные службы. Но морпехи не унывали: ничего, селение уже близко, скоро они смогут перекусить и отдохнуть после трудного дня…

— Ну а этих-то они зачем довели до такого состояния? — подал вдруг голос Крейч, обычно не вмешивавшийся в общие разговоры.

— Что ты имеешь в виду? — обернулся к нему Санчес.

— Этих. Мальчика и девочку, — сказал Крейч.

— Ясно зачем! — встрял Джелли. — Это ж были шахиды, дубина ты! Это ж смертники!

— Сам ты дубина, — послышался из темноты голос Прикквистера. — Были бы они смертники, мы бы тут не болтали.

— Значит, что-то у них сорвалось! — гнул свое Джелли. — Он повторил еще раз для убедительности: — Смертники, говорю!.. — и, грозно помолчав, добавил: — Ничего, вот прибудем на точку, Мако разберется что к чему. Навешает кому надо.

— Кстати, а что за точка? — встрепенулся Фолз. — Деревня? Город? Как называется-то хоть?

— Какой-то крутой мегаполис, — ответил ему Джелли. — Только он на карте не обозначен почему-то.

— Как это не обозначен? Что за ерунда? Мы по туристской схеме, что ли, ориентируемся? Или где-то не туда свернули, а?

— На, смотри! Где мы могли не туда свернуть? — рявкнул на него Санчес, тыча пальцем в карту. — Тут один проспект на всю провинцию!

— Вы позволите? — сказал Макфлай. Он осторожно взял планшет с картой из его рук. — Мы где сейчас находимся?.. А-а, кажется, понял. Секунду…

Макфлай подслеповато всматривался, наклонив карту к свету карманного фонаря, который держал Санчес.

— Да, странно, джентльмены. Я ведь знаю эти места. Мы здесь три сезона копали, с 88-го по 91-й… Небольшое поселение эпохи Омейядов. Рыночная площадь, городские склады… Кроме нас, тут на двадцать километров ни души, одни только ковыли и тушканчики. За сигаретами, помню, аж в Нухаиб гоняли. Гм… Даже крохотного поселка не было, я точно помню.

Макфлай посмотрел на Фолза, потом на Санчеса, словно они знали ответ на все загадки.

— Единственное, что… Может, успели отстроиться здесь за это время?

Глава 3

Крепость Аль-Баар

Халиф и его муширы

Многие считали, что поход, так спешно и неожиданно предпринятый Аль-Хасаном, был ошибкой. Солнцеподобный ошибался и раньше; видит Аллах, он привык играть на струнах судьбы, словно у него в руках сковородник с медными прутьями, а не хрупкий и благородный инструмент. Халиф любил рисковать. Но этот его поход мог оказаться последним… Мысли эти, конечно же, вслух не высказывались, и даже в выражении лиц не проявлялись, но факты их подтверждали… Варвары пришли с запада, откуда Багдаду еще никто не осмеливался угрожать, поскольку на пути у захватчиков лежала Великая пустыня. До халифа доходили противоречивые сведения: то это были желтоволосые дьяволы, духи снегов, которые высадились на побережье Срединного моря, опустошили богатые портовые города и теперь шли в Багдад за новой добычей… То это были дикие степняки — наполовину люди, наполовину лошади, у которых в обычае питаться печенью поверженных врагов… А может, это были и те и другие, коих объединила общая ненасытная жадность и общая ненависть к культуре и наукам, процветавшим на землях халифата, и, конечно же, стремление к его несметным богатствам. О, зависть человеческая! О, алчность звериная, которые суть одно и то же! Беда правоверных мусульман в том, что свет золотых вершин цивилизации горит слишком ярко, привлекая дикие и голодные племена из далеких земель…