Кекс в большом городе

– Мне столько не надо.

– Купи шоколадку.

– Спасибо, но я пришла только за водой, ладно, загляну в соседний киоск.

– Там бытовая химия, – усмехнулась продавщица, – за ней хлеб, нитки, обувь и зонтики.

Я приуныла, но тут мой взгляд упал на симпатичные шарики из розового стекла.

– Это что такое?

– А, ерунда, клипсы, тут же рядом спортзал, а в нем всякие выставки часто проводят, с животными, – невпопад сообщила девчонка.

Недоумевая, какое отношение серьги имеют к собачье-кошачьим шоу, я велела:

– Покажите.

– Гляди, – вытряхнула на прилавок украшения торговка.

Я схватила один шарик, развела в разные стороны лапки, на которых он крепился, и прицепила к уху. Мигом стало больно, пришлось внимательно осмотреть вторую клипсу и удивиться, гладкая поверхность замка имела крохотные зубчики, потому мне и стало некомфортно. Мягко говоря, странная идея пришла в голову производителю. Я вытащила зеркальце. А что, ничего!

– Сколько стоят серьги?

– Себе, что ли, берешь?

– Ну да!

Продавщица кашлянула.

– Сорок рублей.

Я кивнула.

– Отлично, вода и украшения – ровно полтинник, без сдачи.

Торговка стала хихикать, но я решила не обращать внимания на глупую бабу и, ощущая себя очень похожей на роскошную Бустинову, вернулась к машине. Острая боль в ухе стала тупой, а через несколько секунд утихла совсем, лишь иногда мочку вдруг дергала невидимая рука, но это оказалась вполне переживаемая ситуация; главное, что теперь я полностью соответствовала образу, у меня те же украшения, что у Бустиновой.

Напевая себе под нос, я села в «Жигули», повернула ключ в зажигании и с радостью услышала ровное гудение мотора. Моя машина – инвалид, обремененный кучей несовместимых с жизнью болезней, но по непонятной причине лошадка еще бегает, правда, иногда, в самый неподходящий момент, начинает артачиться. И сейчас, когда я расфуфырилась, нацепила каблуки, сделала прическу и макияж, коняшка просто обязана заглохнуть, но нет, она бойко тарахтит.

Мысленно перекрестившись, я схватилась за баранку, включила поворотник, выжала сцепление, воткнула первую скорость и стала осторожно отпускать педаль. Всем ведь известно, если проявить в данной ситуации торопливость, ничего хорошего не выйдет!

– Апчхи! – вдруг послышалось с заднего сиденья.

От испуга я дернула ногой, автомобильчик резво прыгнул вперед и заглох.

– Кто здесь? – в полном ужасе воскликнула я и обернулась.

На заднем сиденье валялось всякое барахло: пара газет, несколько скомканных пакетов, атлас дорог, полупустая бутылка минералки, но, согласитесь, ни один из вышеперечисленных предметов не способен чихать! Может, мне показалось?

Переведя дух, я снова повернулась лицом к рулю, но не успели руки занять исходную позицию, как из-за спины снова послышалось тихое:

– Апчхи!

– Немедленно говорите, кто вы? – заорала я. – И где прячетесь?

– Простите, – прошелестело из-под моего сиденья, – тетенька, не ругайтесь, пожалуйста, и не кричите, а то он меня пристрелит.

В изумлении я уставилась на педали; полное ощущение, что сейчас со мной разговаривает одна из них.

– Кто кого убьет? – сорвалось с языка.

– Гляньте в окошечко, – торопливым шепотом продолжало то ли сцепление, то ли тормоза, – видите дядьку? Ну противный такой.

Я повернула голову и наткнулась взглядом на вызывающе шикарный, вымытый и отполированный до блеска джип. Возле сверкающей, скорей всего, очень дорогой иномарки маячил мужик в бежевом, небрежно измятом льняном пиджаке и таких же брюках. Красный от гнева, он разговаривал по мобильному. Чуть поодаль от барина маялась охрана, втиснутая, несмотря на удушливую июльскую жару, в черные костюмы и белые рубашки со старомодно узкими галстуками.

– Это Абдулла, – шептала педаль, – мне просто некуда было деваться, тетенька, простите! Дернула дверь, а она открыта, я ничего не брала, я не воровка, пожалуйста, поедемте побыстрей отсюда, иначе всем худо будет, он еще догадается, куда я шмыгнула, и тю-тю!

Тряхнув головой, я перегнулась через сиденье и увидела сзади на полу маленькую, растрепанную, хрупкую девочку.

Большие карие глаза дитяти испуганно моргали.

– Тетенька, – чуть не плача вымолвила она, – ну, пожалуйста, уезжайте.

Абсолютно не понимая, что к чему, я повиновалась; было в голосе ребенка нечто, заставляющее подчиниться.

Проехав пару кварталов, я припарковалась возле супермаркета и велела: