Приданое лохматой обезьяны

– Давай отойдем, – предложила я. – Время обеденное, не хочешь перекусить? Я угощаю. Вон там кафе.

– Вы кто? – не пошла на контакт Ника и сама же ответила: – Елена Константиновна постаралась? Она давно твердит, что мою маму надо родительских прав лишить. Опоздали. Во вторник я стану совершеннолетней, восемнадцать исполнится. И меня кормить не надо, у нас дома полный обед – суп, мясо и компот!

Выпалив это, девушка сжала кулачки и гордо выпрямила спину. В моей душе моментально проснулось воспоминание…

Вот четырнадцатилетняя Вилка бежит по школьному коридору и налетает на завуча Григория Петровича, которого дети да и некоторые учителя не любили от всей души. За манеру быстро и много говорить короткими фразами и за редкостную тупость педагог заработал кличку Барабан. Наша классная руководительница, молодая Наталья Карловна, бегала плакать в туалет после того, как Барабан с элегантной простотой сказал вслух: «Учительнице замуж никогда не выйти. Ну кому они нужны? Да и в нашей школе нет ни одной симпатичной!»

Барабан хватает меня за плечи, разворачивает и цедит:

– Тараканова? Куда летим, сломя мозг?

Мне не удается скрыть радости:

– Домой, Григорий Петрович, нас отпустили.

– Домой? – повторяет Барабан. – И что тебя там ждет? Пьяная тетка! Ох, надо бы давно в отдел опеки сообщить, пусть вашей семьей займутся. Алкоголикам нельзя разрешать воспитывать детей, тебе будет лучше в интернате. Государство позаботится, хоть полноценно питаться станешь!

В советские годы из детей с тщанием взращивали патриотов. Я гордилась комсомольским значком и считала, что живу в лучшей стране на земном шаре. Но в нашу школу ходили на уроки одинаково одетые в коричневые пальто и обутые в темно-синие ботинки ребята из интерната. Больше всего на свете я боялась оказаться в их числе. А еще в душе бушевало негодование: по какому праву идиот Барабан осуждает Раису? Не так уж часто она напивается, всего раз десять в месяц. И не всегда до состояния камня. Кто его просит совать нос в чужую семью? К сожалению, я не могла высказать Барабану правду в лицо, поэтому, старательно изображая почтение, прошептала:

– Григорий Петрович, у нас дома борщ, котлеты и компот. Тетя Рая только что обед приготовила. Я побегу?

– Ступай, Тараканова, – кивнул Барабан. И бросил мне в спину отеческое напутствие: – Ох, предвижу твою судьбу печальную. Не выйдет из тебя толку! Умрешь под забором!

Мне стало так обидно! Аж до слез! И тут на помощь мне неожиданно пришел главный школьный хулиган Вася Кузьмин, который с любопытством подслушивал нашу беседу.

– Зато из вас, Григорий Петрович, вышел толк! – с несвойственным ему подобострастием воскликнул он.

Барабан, самодовольный болван, не почуяв подвоха, важно ответил:

– Да, Кузьмин, из меня вышел толк.

– Вышел… совсем весь, – нараспев произнес Вася, – а бестолочь осталась.

Я не дружила с Кузьминым, имела свою компанию, но в ту минуту чуть не бросилась мальчишке на шею с поцелуями…

– Вы мне теперь угрожать не сможете, – продолжала ничего не подозревавшая о моих мыслях Вероника. – До вторника потерплю, поговорю с вами, а потом имею полное право вас послать.

– Я ищу Кириллова, – мягко сказала я, – он не ходит в училище, и дома его нет.

Ника не стала любезнее.

– Я ему не сторож!

Я решила не обращать внимания на агрессивность девочки.

– Думала, вы друзья.

– Кто вам это сказал? – нахмурилась Малышева.

– Птичка напела, – улыбнулась я.

– Вот и сверните ей шею! – предложила Ника. – Чтоб в другой раз зря не чирикала. Я ваще с Кирилловым не общаюсь.

Девочка определенно не хотела продолжать разговор, но я постаралась продлить беседу.

– Почему? Он противный?

– Вам-то какое дело? Я не имею к Никите никакого отношения.

Я вздохнула.

– Жаль. Надеялась, что ты подскажешь, как лучше донести до него ужасную новость. Впрочем, будет ли она для него шокирующей?

Ника снова обхватила себя за плечи и затряслась.

– Колешься? – не выдержала я. – Или нюхаешь волшебный порошок?

– Если я из небогатой семьи, значит непременно наркоманка? – еще пуще обозлилась Малышева. Но пояснила: – Просто холодно в одной футболке. И че за весть?

– Антонина Михайловна умерла, – сказала я. – По идее, Никите были обязаны сообщить, но, думаю, он пока не в курсе, что стал сиротой.

– Вау! – подпрыгнула Ника. – Тонька отвалила? Супер!

– Не принято так откровенно радоваться смерти другого человека, – не выдержала я. – Даже, на твой взгляд, противного.