Приданое лохматой обезьяны

– Уходите, – осмелела Надя, – закончилась ваша власть надо мной.

Хозяин чужих секретов поднялся из кресла.

– Серьезных барыг немного, я со всеми бизнес имею. Скоро встретимся, краса ненаглядная.

Савельева замолчала, потом схватилась за чашку и принялась большими глотками пить остывший чай.

– Дайте телефон Сергея Сергеевича, – потребовала я.

Савельева поперхнулась.

– У меня его нет.

– Адрес? – не успокаивалась я.

– Понятия не имею, – заверила Надя.

– И как вы связывались? – наседала я. – Он сам звонил? Присылал е-мэйл?

– Мне нет резона с бандитом общаться, – возразила Савельева, – он ко мне оба раза сам домой являлся. Без шума и пыли, причем не вечером, когда Андрюша с занятий возвращается, за что говнюку особое спасибо.

Я приуныла. Но признавать собственное поражение не хотелось.

– Опишите внешность любителя чужих тайн.

Надя потерла лоб.

– Усы, борода, очки с затемненными стеклами, волосы кудрявые. Рост средний. Одежда обычная, все серое, не на чем взгляд остановить. Так наряжаются, если не хотят внимание к себе привлечь. Речь спокойная, интеллигентная – он не хамил, не матерился, разговаривал вежливо. Но уж очень странный мужик, – поежилась Савельева. – Взгляд у него… печеночный.

– Белки глаз желтые? И как вы их сквозь затемненные стекла разглядели? Наверное, у него гепатит или цирроз печени.

Я обрадовалась. Мне удалось ухватиться за кончик ниточки! Правда, Зойка не придет в восторг, когда услышит из моих уст просьбу перелопатить поликлиники и найти тех, у кого отказывает печень. Хотя… Вроде на такой стадии уже требуется трансплантация, и круг подозреваемых сузится.

Но Надя мгновенно разбила мои радужные надежды.

– Нет, в смысле до печени проникает. Б-р-р, как он смотрит! Вроде улыбается, а ощущение, что на сковородке сидишь.

– Лариса Рублева умерла, – вздохнула я.

– Верно, – подтвердила Надя, – искололась.

– А ее муж Константин? Его убили? – мрачно уточнила я.

– В машине подорвали, – ответила Савельева. – Год не назову, давно его порешили.

– У Рублева были родственники? – безнадежно спрашивала я, понимая, что покойный Константин никак не мог отомстить Антонине Михайловне. Но вдруг о Кирилловой позаботились бабушка или дедушка Эльвиры со стороны отца?

– Не было у Ларки ни свекра, ни свекрови, со всех сторон ей повезло, – желчно произнесла Надежда. – Денег имела лом, а из проблем только Эльвира. Мы с Ларкой так дружили! Ближе сестер были. А она вон что со мной проделала – продала Сергею Сергеевичу! Надеюсь, Рублева сейчас в аду ванну из кипящей смолы принимает.

Я не выдержала:

– Когда-нибудь вы с Ларисой встретитесь!

Савельева непонимающе заморгала, а я пояснила:

– Все детоубийцы непременно попадают к Сатане. Сядете в соседнюю чашу с раскаленным маслом и будете обмениваться с подружкой впечатлениями.

Надя стиснула губы, потом сказала:

– Ничего плохого я не совершила, это Кириллова Эльвиру к окну подвела.

Я кивнула.

– Точно, доказать ваше участие в преступлении практически невозможно. Свидетелей нет. Что бы кто ни говорил, его слова лишь слова, а улик нет. Я сейчас уйду, успокойтесь. А Сергей Сергеевич не перепродавал мне ваши секреты. Я не занимаюсь подобным бизнесом. Но хочу, чтобы вы еще раз услышали: Антонина Михайловна убита, ее сын Никита тоже на том свете, лишилась жизни и девочка Ника. Если вспоминать все жертвы, то необходимо упомянуть и про Эльвиру, а еще Николая Ефимовича Ускова, который очутился в неурочный час в плохом месте и погиб за компанию. Семнадцать лет назад вы разожгли этот костер. Он быстро потух, но угли тлели, и спустя много лет вспыхнул заново. Ходите осторожно по улицам, вероятно, вам грозит опасность. С Кирилловой уже свели счеты.

– Думаете, кто-то мстит за Эльвиру? – дрожащим голосом спросила Надя.

Но я ушла молча, разговаривать с Савельевой больше не было сил. Профессиональный сыщик не имеет права на выплеск эмоций, он должен сохранять холодный разум, а дилетант, даже такой хорошо обученный, как я, может позволить себе презрение по отношению к подлой бабе.

Глава 22

Чтобы слегка взбодриться, я заскочила в супермаркет и начала бродить между стеллажами, запретив себе временно думать о деле Кирилловой. В каждой профессии есть свои издержки. Психиатру кажется, что весь мир состоит из сумасшедших, врач видит на лицах прохожих печать болезней, а я сейчас начну шарахаться от прохожих и думать: «Вон та милая бабуля, божий одуванчик, кого она убила? А симпатичная девушка в розовом платье лишила жизни мужа или придушила свекровь?»