Ангард!

– Рома, ты? – сказала она. – Наконец-то! Где же ты так долго пропадал? Не звонил, не заходил. Что-то случилось?

– В общем-то нет. Ничего особенного.

– По-прежнему живешь один? Жена, дети?

Он отрицательно покачал головой. Марго вдруг засуетилась. Вскочила, стала расставлять на столе чашки, вазочку с вареньем, вазочку с печеньем, выкладывать чайные ложечки… Он молча улыбался. Потом пили чай, говорили о какой-то ерунде.

– Я вчера был в театре, – сказал вдруг он.

– В каком? Что смотрел?

– Я хочу написать пьесу.

– Это хорошо, – улыбнулась Марго. – Ты много пережил, тебе есть о чем рассказать людям.

– Не то, – поморщился он.

– В любом случае стоит попробовать. Я уверена, что у тебя получится.

Он тоже был уверен, получится, если она будет рядом. И сказал:

– Выходи за меня замуж.

Мысль о том, что в ЗАГСе уже лежит его заявление и оформляется свидетельство о браке с другой женщиной, не посетила. Если бы ему напомнили о Вере, он спросил бы с удивлением: «Вера? А кто она такая?»

Марго отрицательно покачала головой:

– Нет.

– Почему?

– Ты знаешь: я люблю другого.

– Но он же вновь тебя бросил! Живет с другой женщиной! Мне Валерик вчера сказал.

– Он вернется. Я чувствую, там уже все кончено.

– Рита, сколько можно? Пятнадцать лет он тебя мучает! Неужели же непонятно, что Рощин никогда на тебе не женится? Потому что ты ему во всем потакаешь. Ему удобно жить с тобой так.

– Я по-другому не могу.

– Я тоже.

Самарин вздохнул. Что после этого остается? Встать и уйти. Он поднялся:

– Пойду, пожалуй.

– Ты не исчезай. Что бы ни случилось, мы всегда останемся друзьями.

– Это потому, что я веду себя как джентльмен? Мне надо пару чашек разбить? Приставать к тебе? Быть настойчивым?

– Рома, перестань.

– Ладно, проводи.

В прихожей он заметил, что вешалка висит криво, на одном гвозде. И проводка на соплях. Так и до пожара недалеко. А мужика в доме нет.

– Зайду, пожалуй, на днях. С инструментом. Так, по-дружески.

– Я буду рада, – улыбнулась Марго, видя, что он спокоен.

Вера долго допытывалась, куда он ходил. Самарин молчал. Наконец, легли спать. Она немного подулась, но потом уснула.

Он лежал без сна, глядя в потолок. И вдруг понял: здесь все кончено. Ну не может он жениться на другой женщине, когда на свете есть Марго! Не может, и все! Это выше его сил. И черт с ним, с Рощиным.

На следующий день они с Верой вместе пошли на работу. Едва дотерпев до обеда, Самарин сказал, что у него болит зуб, и ушел. Якобы к врачу. Он не вернулся ни на работу, ни к Вере. Пока ее не было, собрал вещи и вернулся к себе.

Риэлтерская контора приискивала на его квартиру покупателя. Получилась так, что нашелся он буквально на следующий день. Самарин тут же сказал: продавайте. Ему хотелось быть подальше от Веры. Та никак не могла смириться с поражением и все звонила, допытывалась, что случилось.

Самарин уже понял: будет скандал. Вера не простит ему денег, затраченных на свадьбу. Не простит обманутых надежд, гостей – нужных и полезных людей, перед которыми он ее поставил в глупое положение. Самарин напросился пожить у Белкина на даче. Это был двухэтажный особняк под Истрой, принадлежавший его богатой жене. И тут же стал приискивать домик в окрестностях. Чтобы жить там постоянно.

Через месяц все было устроено. Он переехал в деревеньку, километрах в шестидесяти от столицы, адреса, естественно, бывшей невесте не оставил. И телефона, по которому с ним можно было бы связаться, тоже. Трудовую книжку с бывшей работы забирал тайно, упросив кадровика ничего не говорить Вере.

Это было похоже на бегство. Противник преследовал, но удалось запутать следы. На оставшиеся деньги Самарин купил немного подержанный «форд», чтобы ездить иногда в Москву навещать Маргариту Лепаш. Работу он себе нашел. В строительной компании, сезонную. Поработав три месяца, понял, что если жить экономно, то в деревеньке можно и перезимовать. Главное – тишина, покой и одиночество.

В первую зиму он написал пьесу. Она вышла плохая. Самарин развез рукопись по столичным театрам и ответа ниоткуда не получил. Потом Рощин над ним посмеялся:

– Что ты хочешь? Там все свои. Это раз. В драматургии ты ничего не смыслишь – это два. У тебя ни денег, ни связей, ни образования. Оставь ты это дело.

Самарин и сам уже понял, что написал плохую пьесу. Но работа доставила ему чувство глубокого удовлетворения. Он сказал все, что хотел. На душе полегчало.