Ангард!

Алексей повернул налево и, проехав метров пять, затормозил. Они с Барышевым вылезли из машины, тот стал потягиваться, разминать могучие плечи. Отставник смотрел на гостей с усмешкой.

– Режиссера, значит, убили. Ну-ну…

– Что, в «Новостях» сообщение было?

– Сказали. В криминальной хронике. Мол, ждите подробностей. А подробности сами ко мне пожаловали.

– А где тут у вас можно присесть? – спросил Серега.

– Не насиделись в машине? Что ж. Это можно. В беседку проходите.

В дом он их не позвал. Но овчарку, которая при виде гостей залаяла, отвел в сени и запер дверь. В глубине сада, среди старых плодовых деревьев, спряталась беседка. Не стандартная, какие вдоль обочины стоят: заказывайте, привезем! Самоделка. Но с любовью сработана. По всему участочку ровные грядки, на иных уже и зелень полезла. Везде видна заботливая хозяйская рука. Крепкий мужик.

– Один живете? – поинтересовался Алексей.

– Хозяйки у меня нет, – сказал отставник таким тоном, что развивать тему значило с ним рассориться.

Мужчины прошли в беседку, уселись на лавочки.

– Квасу могу предложить, – сказал хозяин. – Квас хлебный, с изюмом.

– Спасибо, но потом, – вежливо отказался Алексей. – Как ваше имя-отчество?

– Иннокентий Павлович.

– Скажите, Иннокентий Павлович, а вы Рощина знали?

– Нас друг другу не представляли.

– Но видели?

– Разумеется. Он приезжал к Белкину и вместе с Белкиным.

– И как он вам?

– Мне с ним детей не крестить, – пожал плечами отставник.

– И все же? Как человек?

– Как человек и я не подарок. Живу тут один, как бирюк. Дружбы ни с кем не вожу, по гостям не хожу и к себе не зову. Люди скажут: со странностями. А Рощин… Рощин был человек злой. И отчаянный.

– Почему вы думаете, что злой?

Алексей по-прежнему задавал вопросы, а Барышев молчал, слушал.

– Лицо у него такое. Худое, кожей обтянуто. Как у больного. А по слухам – здоров. Спортсмен хороший. Значит, что-то его изнутри жгло. Покоя не давало. Артист был в полном у него подчинении.

– А откуда у Белкина эта дача? – задал свой главный вопрос Алексей.

Иннокентий Павлович тяжело вздохнул. Потом задумался.

– История эта давняя, – сказал, наконец, он. – Раньше это был поселок, где жили одни военные. Дачные участки давали от министерства. Это сейчас в свободной продаже. И новые русские сюда набежали. Место уж больно хорошее. Так вот, отец ее был генералом…

– Отец… кого?

– Марины. Фамилию называть не буду. Фамилия известная, и человек был хороший. Уча сток этот он мне выхлопотал. Тогда с этим было не просто, но Иваныч помог. Светлая ему память…

Он помолчал. Алексей не торопил. Расскажет. За живое задело.

– Отец ее был генералом, а она, значит, генеральская дочь. Единственный ребенок в семье. Балованная, понятно. Мать ее была со странностями. Женщина красивая, но…Тосковала отчего-то. Домработницу держали, шофера. Словом, было все. Я их жизни не знаю, знаю только дачную. А здесь все было чинно, пристойно. Привезут – увезут. Я думаю, избаловали Маринку. Как принцесса росла! Ни в чем нужды не было. Подросла, стала сюда с компанией приезжать. Шумно у них было. Очень уж шумно. А дальше пошло-поехало. В институт устроили – бросила. Учиться не хочу. Работать не хочу. Иваныч приходил, жаловался. Упустили девку. А он все по горячим точкам. Генеральша, понятно, ждет. Переживает. А дочка знай себе откаблучивает. Пьянки, мужики…

– И что, мать не могла с ней справиться? – угрюмо спросил Барышев.

– Справишься, как же! С детства одно «хочу». Они пытались ее лечить. К психиатрам водили. Вроде бы помогло. Стыдно сказать: кодировали! От алкоголизма. Врача хорошего нашли. Сказала, что будет в институте восстанавливаться. И тут беда. Иваныч разбился на вертолете. Летели с проверкой, и чего уж там случилось, никто не знает. Жена не пережила. Дочь столько хлопот доставляла, сердце за нее болело, а тут с мужем беда. На похоронах с вдовой случился инфаркт. Обширный. Не спасли. И Маринка осталась одна… – Он вздохнул и покачал головой.

– И тут появился Белкин, – подсказал Алексей.

– Артист давно появился. Еще когда она студенткой хороводилась со всякой швалью. Да попользоваться было нечем. Все в руках у отца. Иваныч Белкина столько раз из дома вышвыривал. Пьяного. А тут наследство! Дача эта, шикарная квартира и кое-какое имущество. У генеральши на пальце кольцо было. Дорогое кольцо. Перстень. Я потом видал его на руке у артиста. Правда, недолго. В общем, окрутил он Маринку. Ох, и пара была! Доложу я вам! Друг друга стоили! Он выпить не дурак, и она без тормозов. На дачу приедут – дым коромыслом! И ругались… Ругались страшно!