Закон против тебя

– Не знаю, – сказал Баклан. – Ничего не помню.

– Зато я помню, как ты вертухая отмахал, – хмыкнул Шибздик. – Все помнят, и вертухаи тоже.

Ты здесь долго не протянешь. Убьют они тебя. Как только новая пара рук у них появится, так сразу и убьют. Линять надо, Баклан!

– Слушай, – сказал Баклан, вернувшись к конвейеру с новым пустым ящиком, – ну чего ты ко мне привязался? Что ты мне в душу лезешь? Не знаю я, куда мне бежать. Ну не знаю! И вообще…

Некоторое время Шибздик ждал продолжения, но так и не дождался.

– Что – вообще? – спросил он.

– Не верю я тебе, – просто ответил Баклан.

– Ну и правильно, – неожиданно спокойно сказал Шибздик. – Если бы ты мне сразу на шею бросился, я бы с тобой и разговаривать не стал. Никому нельзя верить. Никому, понял? И я к тебе подкатываю не потому, что я такой добрый, а потому, что ты здорово умеешь хари на бок сворачивать. По-тихому слинять все равно не удастся, а мне с вертухаями не справиться.

Баклан задумался. Руки его продолжали автоматически двигаться, снимая с конвейера бутылки, начиняя ими ящики, закрывая, заклеивая, относя, подавая и снова снимая с бесконечной резиновой ленты бренчащее, наполненное прозрачной отравой стекло.

– Ладно, – сказал он. – Когда?

– А чего ждать? – весело изумился Шибздик. – Сейчас ты живой, а через час – хлоп, и кончился.

– Хлоп, – повторил Баклан. – Интересная мысль, И что ты предлагаешь?

– Все просто, как огурец, – ответил Шибздик. – Слушай сюда…

Двое охранников, удобно расположившись в кабине стоявшего в гаражном отсеке тентованного «КамАЗа», резались в «очко». Сквозь широкий лобовик им были хорошо видны надежно запертые ворота, а посмотрев в боковое зеркало, они могли увидеть низкую дверь в задней стене помещения, которая вела в упаковочный цех. Дверь была заперта на засов со стороны гаража. Оттуда доносился приглушенный рокот шестерен и непрерывное глухое позвякивание ползущих по конвейеру бутылок. На приборном щитке грузовика лежала портативная рация в кожаном чехле.

Сейчас она молчала. Время было самое что ни на есть спокойное – четвертый час пополудни. Гостей они не ждали, и даже неугомонный Черемис, как всегда в это время суток, прилег покемарить после обеда.

Охранники знали, что он не проснется раньше семи, и чувствовали себя свободно. Даже их маски были сняты и валялись на передней панели рядом с рацией.

– Да, – мечтательно сказал один из охранников, тасуя карты, – жизнь хороша…

– Когда пьешь не спеша, – подхватил второй.

– Не надо о грустном, – со вздохом сказал первый. – Как подумаю, сколько там, за стеной, водяры…

– А кто тебе мешает? Бери и пей, сколько влезет.

– Сам пей. Это у Черемиса брюхо железное. Вот ведь черт здоровенный, все ему по барабану.

– Это факт. Даже завидно, блин.

Первый охранник, краснолицый бугай лет сорока, похожий на заматеревшего и основательно раздавшегося вширь Алешу Поповича, порылся в кармане своего камуфляжного комбинезона, выудил оттуда сигарету, со щелчком откинул крышечку никелированной «зиппо» и закурил, выпустив из ноздрей две толстые струи дыма.

– Ну что, сдаем? – спросил он, ловко перетасовывая засаленную колоду.

– Надоело, – проворчал второй охранник. Он казался простуженным и все время шмыгал носом. – Давай перекурим.

– Что, – с подковыркой осведомился «Алеша Попович», – основной капитал в опасности?

Простуженный шмыгнул носом и покачал головой.

– С такими ставками ты до моего основного капитала не скоро доберешься, – сказал он. – В натуре, надоело. Лучше расскажи, как у тебя вчера с Веркой вышло. Уломал?

– Да куда она, сучка, денется. Только моя, похоже, в курсе.

– Жена, что ли?

– Ага… То ли накапал кто-нибудь, то ли сама как-то "пронюхала. Смех, да и только. Кобель ты, говорит, вшивый, сукин сын… Я ей: на себя, говорю, посмотри, свинья супоросая. Тебя же трахать только на ощупь можно, вслепую… Ну она и заткнулась, конечно.

– Ну а Верка-то как же?

– А что Верка? Дура твоя Верка. Орет как недорезанная, всю спину когтями исполосовала, стерва костлявая. И пьет, зараза, как лошадь, не напасешься на нее.

– Ну вот, – разочарованно сказал простуженный, – на тебя не угодишь. Я-то думал…

– Что ты думал? – немного агрессивно спросил «Алеша Попович», но простуженный заставил его замолчать, предупреждающе подняв кверху ладонь.

Здоровяк замер с открытым ртом и прислушался.