Закон против тебя

Тетка повернулась к Баклану, и тот с некоторым изумлением увидел, что глаза у нее на самом деле покраснели, распухли и блестят от самых настоящих слез.

Продолжая всхлипывать, утираться и сморкаться, тетка кивнула Баклану, приглашая его следовать за собой, и направилась к привокзальному скверу. Только теперь Баклан заметил объемистую хозяйственную сумку, из которой доносился запах чего-то жареного.

Они опустились на скамейку в тени пыльных привокзальных лип, и Баклан поспешно закурил, чтобы скрыть неловкость и немного приглушить многократно усилившееся чувство голода.

– Спасибо вам, – сказал он стесненно. – Выручили.

– Терпеть их, дармоедов, не могу, – ответила тетка совершенно спокойно. Эта перемена казалась особенно странной, потому что из глаз и носа у нее все еще текло, как из прохудившегося крана. Она почему-то убрала платок обратно в рукав и достала из карма на кофты другой – поменьше и почище, аккуратно отглаженный и сложенный квадратиком. – Развелось их, как тараканов, шагу ступить не дают. А вот в Беларуси, говорят, их еще больше. Я, грешным делом, даже представить такого не могу… Тебя как звать-то, солдатик?

– Не знаю, – сказал Баклан и развел руками, в одной из которых дымилась сигарета. – Не помню.

– Ой, врешь, – сказала тетка. Она вдруг подалась вперед, вглядываясь в лицо Баклана своим распухшими от слез глазами. – Да нет, не врешь. Значит, не подвела меня моя сила, верно я угадала…

– Какая сила? – спросил Баклан. «Точно, чокнутая, – подумал он. – Ничего себе компания!»

– А ты не сомневайся, солдатик, – словно прочитав его мысли, сказала тетка. – Ты тетку Тамару за сумасшедшую не держи. Я, милок, с десяти лет в таборе живу, меня старые цыганки мно-о-огому научили. Я людей насквозь вижу, а уж если на руку посмотрю, так и вовсе всю подноготную могу рассказать.

Баклан ощутил сильнейшее желание уйти, но, подняв голову, увидел на противоположном конце площади обоих милиционеров. Идти было некуда.

– А скажите, – обратился он к тетке Тамаре, – вот вы там, на площади, плакали… Да у вас и до сих пор глаза красные. Это как – тоже ваша сила или что-то другое?

Тетка вдруг расплылась в улыбке, сверкнув золотом зубных протезов. Она покопалась в рукаве, выудила оттуда влажный носовой платок и сунула его под нос Баклану.

Баклан инстинктивно отпрянул.

– Да ты не бойся, – сказала тетка Тамара. – Ты понюхай.

Баклан осторожно потянул носом. В ноздри ему ударил резкий, отдаленно знакомый запах, на глаза мгновенно навернулись слезы. Он непроизвольно шмыгнул носом и затряс головой.

– Понял, – сказал он сдавленным голосом. – Я такой чувствительный!

Тетка Тамара расхохоталась, убирая платок обратно в рукав. Смех у нее был резкий, неприятный, – Ай, хороший парень! – сказала она. – Есть хочешь? Или это ты тоже не помнишь?

– Рад бы забыть, – в тон ей ответил Баклан, – да не получается.

– Ай, молодец! – сказала тетка Тамара и раздернула «молнию» своей хозяйственной сумки. Запах, не дававший Баклану покоя в последние пять минут, усилился во сто крат, сделавшись просто нестерпимым.

Через минуту Баклан держал в одной руке ломоть ржаного хлеба с ветчиной, а в другой – зажаренную индюшачью ногу с золотисто-коричневой корочкой.

Тетка Тамара ела сваренное вкрутую яйцо, посыпая его солью из стоявшего на разложенной вместо скатерти газете спичечного коробка, и время от времени искоса поглядывала на Баклана. В такие моменты глаза ее оценивающе прищуривались, превращаясь в две черные щелочки. Баклан ел, ничего не видя вокруг, на его заросших темной щетиной скулах перекатывались желваки. Тетка Тамара экономно кусала яйцо и украдкой улыбалась.

Она была довольна.

Глава 13

В дверь купе коротко постучали, и сразу же, не дожидаясь ответа, с грохотом откатили ее в сторону, Подберезский открыл глаза и увидел угрюмого небритого проводника. Тот вошел в купе, положил на край стола билеты, коротко обронил: «Москва», – и вышел вон, шумно задвинув за собой дверь.

Андрей свесился с полки и посмотрел на Комбата.

Борис Иванович лежал на спине с открытыми глазами, но вставать не собирался. Его взгляд переместился на лицо Подберезского, усы слегка шевельнулись, но он ничего не сказал.

– Подъезжаем, Иваныч, – бодро произнес Подберезский, которому очень не понравился взгляд Комбата. – Как самочувствие?