Ведьма Черного озера

— Воровать зато обучены, — перебила его княжна. — Как же ты грамоты не знаешь, когда здесь твоя подпись стоит? Ты что же, любезный, думал, что я тебе на слово поверю, будто ты этот лес за тысячу купил, когда он и пятисот не стоит? Не великоват ли барыш? У меня карман глубокий, да на всех вас, плутов, никакого кармана не хватит. По миру меня пустить решил? Вот она, купчая, тобою подписанная, а в ней черным по белому сказано, что лес сей куплен тобою у управляющего графини Хвостовой за четыреста пятьдесят целковых. Смотри! Подпись не твоя разве?

— Как не моя, — уступил приказчик, — известно, моя. Да только я, ваше сиятельство, окромя этой подписи, ни единой буковки не знаю. Только ее, проклятую, рисовать и научился, а что там в вашей бумаге написано, я знать не знаю и ведать не ведаю. Уж они напишут... Небось, управляющий-то разницу себе в карман положил, а я, выходит, ответ держать должен?

Они стояли на просторном заднем дворе вязмитиновской усадьбы. Почти все пространство двора и часть подъездной аллеи были заняты крестьянскими подводами, на которых свежо белели, распространяя густой аромат канифоли, штабеля досок и брусьев. Лошади устало мотали головами и звенели уздечками, отгоняя мух. Бородатые возчики с кажущимся равнодушием наблюдали за разносом, который устроила приказчику княжна, лишь изредка позволяя себе ухмыльнуться в бороду.

— Ну вот что, любезный, — сказала княжна, сворачивая купчую по старым сгибам и убирая ее обратно в рукав. — Ты меня утомил. Недосуг мне с тобою препираться. Не пороть же тебя, в самом деле!

— То-то, что не пороть, — пробормотал приказчик. — Пороть-то и не за что!

— Заворачивай-ка ты оглобли, — будто не слыша его, продолжала княжна. — Вези свой лес куда хочешь, поступай с ним как знаешь. Хоть с кашей его ешь, мне безразлично. Задаток вернешь моему управляющему. Прощай, любезный.

— Да как же?! — возопил приказчик таким голосом, будто его грабили средь бела дня. — Как же, ваше сиятельство? Куда ж мне столько леса?! Не губите! Детей моих пожалейте!

Он бухнулся на колени и так истово воткнулся лбом в землю, словно хотел посмотреть, что находится под нею. Княжна отступила на шаг, спасая подол, в который норовил вцепиться приказчик, и брезгливо поморщилась. Мужики-возчики ухмылялись уже в открытую, и было видно, что они получают истинное наслаждение от происходившей сцены.

— Ступай, ступай, — сказала Мария Андреевна. — Обирать себя я не позволю даже ради твоих детей, которых у тебя, кстати, нет.

— Помилуйте, ваше сиятельство, — взмолился приказчик, поняв наконец, что дело не выгорело: хрупкая семнадцатилетняя барышня на поверку оказалась тверже стали, и с устным счетом у нее, как выяснилось, был полнейший порядок. — Помилуйте, матушка, бес попутал!

— Сие мне ведомо, — сказала княжна. — Ладно, на первый раз прощаю. Ступай к управляющему, получишь пятьсот рублей. Да пусть лес выгружают поскорее!

Уладив вопрос с лесом, необходимым для ремонта восточного крыла дома, она повернулась к приказчику спиной и, не слушая его униженных благодарностей, удалилась в свои покои. Она чувствовала себя так, словно вывалялась в грязи, хотя и понимала, что поступила правильно. Поставить вороватого приказчика на место было необходимо, но, торгуясь с ним, Мария Андреевна чувствовала себя униженной. Вывод напрашивался сам собою: нужно было срочно менять управляющего. Эконом, который позволяет первому встречному проходимцу обирать свою хозяйку, либо ни на что не годен, либо сам нечист на руку. В любом из этих случаев его надобно гнать взашей.

В поисках успокоения она прошла в библиотеку. Стоявшие вдоль стен до самого потолка стеллажи, битком набитые книгами, всегда оказывали на нее умиротворяющее воздействие. Под золочеными корешками скрывались сокровища человеческой мысли, накопленные за многие столетия. Рядом с этим вековым опытом собственные проблемы всегда казались Марии Андреевне мелкими и незначительными.

Княжна прошла вдоль полок, легко ведя рукой по темному золоту корешков, выбрала книгу, села в кресло и попробовала читать, но через пять минут бросила эту затею. Мысли разбегались, она никак не могла сосредоточиться на чтении; величественные строфы давно умершего поэта сегодня казались ей чересчур напыщенными и ненужно вычурными, а слова и поступки героев, некогда вызывавшие слезы, нынче выглядели глупыми и надуманными.

Отчаявшись найти утешение в поэзии, Мария Андреевна взяла лежавший на столе открытый трактат по экономике и попыталась забыться среди моря цифр и графиков. Премудрость сия более не казалась ей бессмысленной тарабарщиной, в ней была стройность, была даже красота, доступная далеко не всякому; чего в ней не было, так это тепла, в котором так нуждалась сейчас Мария Андреевна.