Ведьма Черного озера

Такая тактика не могла не увенчаться успехом: окруженные со всех сторон, драгуны вскоре были перебиты до единого человека. Банда тоже понесла значительный урон, но вожака это ничуть не взволновало: он знал, на что шел, затевая это нападение. Его люди не первый день выслеживали золотой обоз, и вот наконец наступила развязка.

Шум сражения понемногу утих. Слышались лишь крики бандитов, грабивших обоз, да стоны раненых, на которых никто не обращал внимания.

Предводителю лихой ватаги пришлось потратить немало усилий, чтобы призвать своих людей к порядку. В любую минуту здесь могли появиться как французы, так и русские части, преследующие неприятеля. Приказав добить раненых и увести отбитый обоз в лагерь, атаман с десятком верховых бросился в погоню за скрывшимися в лесу золотыми повозками — главной целью этой отчаянной вылазки.

Верховые отчаянно гнали коней, торопясь сократить разрыв между собой и беглецами. Повозки, особенно колесная фура, двигались намного медленнее всадников, но у них была изрядная фора во времени. Впрочем, атаман разбойников не сомневался, что настигнет добычу: глубокие следы обитых железом колес тяжелой фуры мог не заметить разве что слепой. Его беспокоило другое: где-то поблизости гуляли казаки Платова, ничуть не меньше его людей охочие до легкой добычи.

Повозкам действительно удалось уйти довольно далеко, и преследователи увидели их, только выскочив на заснеженный берег лесного озера.

Остановив коня, атаман в сердцах отпустил крепкое ругательство. Санный след на лесной дороге был оставлен крестьянскими розвальнями — вероятнее всего, пустыми, потому что возница отважился спрямить путь, проложив колею по еще не окрепшему озерному льду, припорошенному снегом. Возчики, правившие золотыми фурами, охваченные паникой, не придумали ничего умнее, чем двигаться по этой колее, никуда не сворачивая. Очевидно, они поначалу даже не поняли, куда направляют своих взмыленных лошадей, по ошибке приняв озеро за обширную поляну. Когда истина открылась, поворачивать назад было поздно, и возницам оставалось только двигаться вперед, уповая на милость Создателя. Они достигли почти середины озера, и даже здесь, на берегу, было слышно, как трещит, прогибаясь под тяжестью повозок, тонкий молодой лед.

Французы гнали лошадей вскачь, отлично понимая, что малейшая заминка будет стоить им жизни. Лед тошнотворно скрипел, потрескивал, гнулся; кое-где за повозками он не выдерживал, и из-под снега, расползаясь темным пятном, выступала вода.

Атаман заколебался, не зная, что предпринять. Преследовать уходящие повозки верхом было опасно: надломившийся лед мог не выдержать новой тяжести. Гнаться за повозками пешком тоже не имело смысла: они были довольно далеко и неслись во весь опор, а по припорошенному снегом льду, как известно, не очень-то побегаешь. Озеро было сильно вытянуто в длину; французы переправлялись через него в самом узком месте, и путь по берегу наперерез им занял бы не менее полутора, а с учетом лежавших повсюду глубоких сугробов, пожалуй, что и двух часов.

— Вот лягушатники, — верно оценив ситуацию, с досадой произнес один из остановившихся рядом с атаманом всадников. — Ей-богу, уйдут! Что делать-то будем, ваше благородие?

Атаман повернул к нему бледное от злости лицо.

— Что делать? — сквозь зубы переспросил он. — Об этом, братец, раньше надо было думать. Ты почему, козья морда, дорогу в лес не перекрыл?

Не дожидаясь ответа, он привстал на стременах и с разворота ударил собеседника кулаком по уху. Тот нелепо взмахнул руками и кувыркнулся с седла, приземлившись носом в глубокий сугроб. Тогда предводитель ватаги вынул из-за кушака, которым был перетянут его короткий тулуп, тяжелый армейский пистолет и, почти не целясь, выстрелил лежащему в спину. Погруженное в сугроб тело подпрыгнуло и более не шевелилось. Шапка свалилась с его головы, откатившись в сторону и обнажив лысину на макушке; на спине тулупа появилась прореха, из которой торчал клок овечьей шерсти — сначала серовато-белый, а потом вдруг сделавшийся ярко-алым.

Никто из присутствующих не проронил ни слова, поскольку, помимо еще одного пистолета, у атамана имелось заряженное ружье, да и с саблей он управлялся прекрасно.

Впрочем, о судьбе попавшего под горячую руку разбойника немедленно забыли, потому что на озере наконец произошло неизбежное. Лед под передней повозкой — это была колесная фура — вдруг проломился, и тяжелая повозка мигом погрузилась в открывшуюся полынью, в два счета утащив за собой бьющуюся и отчаянно ржущую лошадь. Сидевший на облучке ехавших следом саней драгун изо всех сил натянул поводья, но было поздно: раскатившиеся на гладком льду сани неумолимо неслись навстречу гибели, толкая перед собою упирающуюся, скользящую лошадь. Наконец лошадь упала на передние ноги; сани налетели на нее всем своим весом, повалили, столкнули в воду и сами съехали туда же, на мгновение зацепившись оглоблями за противоположный край полыньи.