59  

– Ну, я помчался, – закруглил разговор Шумаков.

– Приземлишься, позвони, – попросила я и вернулась в столовую.

Глава 20

За время моего отсутствия в комнате ничего не изменилось. Зина с отрешенным лицом черпала из стаканчика йогурт, Надя пила кофе, а Борис чистил апельсин.

– Как Оля? – спросила я.

– Неважно, – мрачно сказал Боря, – пока спит, не хочу ее будить, предстоит очень неприятный день, беседа с представителем похоронного бюро, организация поминок. И как назло, заболела Раиса!

– У нее пропал любимый муж, – напомнила я.

– Да, конечно, – спохватился Борис, – понимаю. Но Оля в тяжелом состоянии.

– Я могу заняться праздничным столом, – предложил Нуди.

Надя поперхнулась, Борис уронил вилку, а я воскликнула:

– Нуди, о чем ты?..

– О поминках, – не смутился критик.

– Супер! – воскликнула Надежда. – Лучше помолчи.

Нуди постучал ножом по тарелке.

– Попрошу тишины. Борис постоянно трендит о своей вере в Бога.

– Я православный, – подтвердил брат Ольги, – стараюсь не нарушать заповеди, посещать службу. К сожалению, никак не выходит избежать грехов.

– Значит, ты должен радоваться смерти Робби, – заявил Нуди.

– Дурак! – по-детски отреагировала Надя.

– Нет, дорогая, – парировал Нуди, – истинно верующий христианин знает: за порогом земной жизни начнется загробная, душа вечна, она либо улетит в рай, либо попадет в ад. Надо ликовать, когда скончался близкий человек, он наконец-то избавился от бренного тела, забыл про болезни, страдания и гуляет по райским кущам, встретил там своих родственников, отца, мать. Почивший больше никогда не отведает недожаренные тосты, вроде тех, что нам сейчас предложили к завтраку, не выпьет омерзительный растворимый напиток, в насмешку названный кофе. Он вкушает…

Лицо Нуди исказила гримаса, критик полез в карман, вытащил лекарство и вытряхнул на ладонь разноцветные пилюли, продолжая бубнить:

– …яблоки, румяные, ароматные.

– Насколько помню, яблоки-то как раз в раю под запретом, – пробормотала я. – Парочке, попробовавшей плод с запретного дерева, крупно не повезло.

– Хорошо, если человек попадет в рай, – покачал головой Борис, – а ну как в ад угодит. По-твоему, свидание с сатаной тоже повод для счастья?

– Для настоящего христианина, коим ты пытаешься выглядеть, да! – гордо вскинув голову, заявил Нуди. – Отсидишь в чане с кипятком пару тысяч лет и получишь амнистию.

– Думаю, теологический спор сейчас не совсем уместен, – сказала я. – Борис, сделай одолжение, передай мне сахар.

– Конечно, секундочку, – засуетился издатель, которому препирательство с Нуди не доставляло ни малейшего удовольствия. – Сливок хочешь?

– Хочу, – ответила я.

– Разве это правильная добавка к кофе? – бросился в бой Нуди. – Синяя вода!

Я перевела дух. Слава богу, критик оседлал любимого конька и сейчас примется поносить угощение. Но это лучше, чем рассуждения про ад и вечную жизнь.

– Масло никудышное, – морщась от боли в желудке, вещал Нуди, – и мармелад позорный.

– Некоторых людей следует навсегда запереть в аду без права перехода в рай, – неожиданно произнесла Надя, – встречаются же подлюки!

– Сегодня идет снег! – засуетилась я. – Смотрите, большие хлопья, как красиво. Надеюсь, будет настоящее Рождество.

– Хочется сугробов, – подхватил Борис, – как в детстве. Выйти во двор с лопаткой и санками! Слепить снежную бабу! Построить крепость!

– В городе случится коллапс, – немедленно добавил ложку дегтя в наш восторг критик, – машины встанут, в магазины вовремя не поставят продукты, рестораны не откроются. Хотя последнее только во благо: харчевни Бургштайна ужасны!

– Робби попадет в ад? – звонко спросила Зина.

Я вздрогнула: младшая сестра Нади молчунья, от нее даже «да» – «нет» не услышишь, а тут целая фраза!

– Это невозможно, дорогая, – поспешил успокоить ее Борис. – Робби был святым человеком, он никому никогда не сделал зла.

Нуди взял сливочник, понюхал содержимое, прошипел:

– Гадость, – и с размаха поставил его возле моей тарелки.

Над белым кувшинчиком взметнулся фонтанчик и упал прямо на мою руку. Я схватила полотняную салфетку, уронила ее и нагнулась, чтобы подобрать, а Борис продолжал:

– Робби соблюдал Божьи заповеди, не убивал, не крал, не прелюбодействовал. И, слава богу, никогда не писал стихов. Вот поэты точно попадают в ад за свои скандальные характеры. Зина, к тебе мои слова не относятся, ты же теперь не поэт, а драматург! Люди, ваяющие пьесы, на редкость интеллигентны.

  59  
×
×