Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной

— Скорее уж как граф Рауль Валуа! — улыбнулась графиня.

— А! Любовник королевы Анны! — радостно воскликнул Толь. — Как же, знаю, знаю. Тощий и длинный фотограф принялся мыть кастрюльку для сосисок, сгибаясь над раковиной под прямым углом, но и в этом положении почти задевая потолок. Он при этом еще умудрялся выворачивать голову назад, чтобы одарить дам своей сияющей улыбкой в которой не хватало одного из боковых зубов.

И в этот момент в дверь постучали.

— Ага, это Костя! — ликуя, воскликнул фотограф. — Не опоздал ни на минуту! Входи, Костик!

Но в дверь вошел инспектор Миллер, в форме, застегнутой на все пуговицы, и в фуражке, надвинутой до самых бровей.

— Здравствуйте, дамы и господа. Я из полиции, мое имя…

Французский язык инспектора был так ужасен, что Кирэн фыркнула, графиня ахнула, а фотограф побледнел — но, кажется, вовсе не из-за скверного произношения инспектора, поскольку он тут же прошептал испуганно: — Ой! Полиция!

А инспектор продолжал как ни в чем не бывало:

— Я разыскиваю одного господина, и, по моим сведениям, вы можете помочь мне с ним связаться.

Бедный Толь обернулся к дамам:

— Этот человек говорит, что он из полиции, — перевел он дрожащим голосом. — Но я не понимаю, что от меня нужно полиции? Машину я не вожу, а документы все у меня в порядке.

— Успокойся, — сказала Кирэн. — Инспектор ищет кого-то другого, не тебя.

— А… Ну, тогда… В таком случае, может быть, он выпьет с нами кофе? А почему он так плохо говорит по-французски? Хуже меня…

Пришлось тут же объяснить ему, что инспектор приехал из Германии и что интересует его вовсе не фотограф Толь. Повеселевший Толь пригласил инспектора Миллера к столу, и Миллер присел на краешек дивана, потеснив постель, укрывшуюся под синим халатом.

— Я вас оставлю на минутку, господа, — сказала Апраксина и вышла за дверь. Она вернулась действительно через минуту и была теперь снова в своей мухоморовой шляпке.

Тем временем вода в чайнике закипела, и все принялись пить кофе. От сосисок дамы и инспектор отказались. За кофе быстренько договорились, что знающая немецкий Апраксина поможет инспектору вести беседу с хозяином. Она же согласилась вести запись беседы, чтобы по окончании ее Голь мог с этой записью ознакомиться и поставить свою подпись.

— Дело идет об одном несчастном случае, происшедшем в Мюнхене. По ходу нашей беседы вам станет понятно, о чем идет речь, — начал инспектор. — Ваше имя?

— Валентин Анатольевич Иванов.

Графиня удивленно подняла брови.

— Марио-Валентино Толь — это мой творческий псевдоним, — учтиво пояснил он Апраксиной.

— Марией, по-видимому, звали вашу матушку?

— О нет! Марио — это в честь ленинградского неофициального женского клуба «Мария».

— Он был у них единственным мужчиной в их подпольном феминистском клубе, — пояснила Кирэн.

— Совершенно верно, и меня даже арестовали за распространение женского самиздатского журнала «Мария». Но, может быть, это не надо записывать для полиции? Французские власти все знают о моем прошлом, а немецкой полиции это ведь знать не обязательно?

— В глазах немецкой полиции это только прибавит веса вашим словам, — успокоила его Апраксина. — Вы были в лагере?

— Нет, всего лишь в тюремной психиатрической больнице. Три года. А потом меня заставили эмигрировать.

— Из-за женского феминистского журнала?!

— Да, представьте. КГБ очень бесило, что нашелся хотя бы один мужчина, который поддержал наших феминисток. А мне их жалко было: такие смешные и ужасно смелые девчонки! И никто их не принимал всерьез, кроме меня и КГБ. Я делал для них фотографии, помогал собирать материал для журнала и распространял его. КГБ решило меня наказать — и вот я в Париже и счастлив!

— Фантастическая история, — сказал Миллер, когда Апраксина перевела ему историю счастливого фотографа. — Теперь я хочу спросить вас об одном художнике, который участвует в выставке «Русский портрет». Это некто Константин Каменев. Вы с ним знакомы?

— С Костей? Да мы с ним друзья!

— И что он за человек?

— Прекрасный человек! И очень талантливый художник, очень. Вы видели его портрет Анны Ярославны?

— Еще не имел чести. А его жену Наталью вы тоже знаете?

— К сожалению, нет. Мы ведь с Костей познакомились здесь, на выставке.

— Понятно. Вы можете и меня с ним познакомить?