Оля отправила практикантов в женское отделение, под крылышко доктора Пятаковой, и вызвала к себе в кабинет Карусельщика.
— Зачем вы это сделали?
— Во-первых, здравствуйте. Во-вторых, вы сегодня дивно выглядите. В-третьих, что такое ужасное я сделал?
— Зачем вы обидели старика Никонова?
— Я? Обидел старика? Да бог с вами, Ольга Юрьевна. Такое в принципе невозможно. Я никогда…
— Не обижали слабых?
— Никогда! Я добрейшее, тишайшее существо. Сострадание, милосердие — вот мой жизненный девиз.
— Отлично, — она кивнула и улыбнулась, — что ещё вы можете о себе сообщить? Как вас зовут? Когда и где вы родились? Чем занимаетесь?
— Чем занимаюсь? — Он поднял глаза к потолку. — Схожу сума.
— А если нам попробовать укол правды? Амитал-кофеиновое растормаживание.
— Это что за гадость? — Он нахмурился.
— Инъекция. Совершенно безвредное лекарство. Под его воздействием человек расслабляется, ничего не боится и перестаёт врать. Никаких побочных эффектов, выводится с мочой через несколько часов.
Он низко опустил голову, уставился на свои казённые тапочки из рыжей клеёнки, секунду молчал, затем произнёс:
— Я слышал, меня здесь окрестили Карусельщиком. Не знаете, почему?
— Вас сняли с колеса обозрения в Парке культуры, — она устало вздохнула, — не слишком оригинальная идея. Недавно был сюжет в теленовостях. Папа с маленьким мальчиком застряли на том же колесе. Правда, в отличие от вас, они кричали, звали на помощь. Их сняли довольно скоро, и никакой амнезии у них не было.
— Надо же, — он покачал головой, — а я, значит, не кричал, на помощь не звал. Любопытно. И сколько времени я там провёл?
— Около семи часов. Перед этим вы зашли в парикмахерскую, сбрили волосы на голове, усы и бороду.
— Класс! Супер! Я и не знал, что у меня была борода. А как вы это поняли?
— Кожа на верхней губе, на щеках и подбородке немного светлей. Свежее раздражение от бритья. И ещё этот жест. Вы постоянно трогаете лицо, щупаете свой череп. Вам непривычно, что нет растительности.
— Ого! — Он вытянул губы в хоботок, несколько раз цокнул языком, выражая ироническое восхищение. — Вы случайно не следователь по совместительству? Или добровольный помощник нашей доблестной милиции?
— Знаете, — она взяла ручку и постучала колпачком себе по губам, — я, пожалуй, выпишу вас.
— Как это?
— Вот так. Выпишу, и ступайте с Богом.
— Куда? Куда мне, как вы выразились, «ступать»? Я не помню ни имени своего, ни адреса.
— Все вы помните. Хватит паясничать. У вас, вероятно, какие-то серьёзные неприятности, и вы решили здесь у нас отсидеться, переждать.
— Да, — смиренно кивнул он, — у меня правда неприятности. Я забыл, кто я. Пожалуйста, вы можете меня выписать. Я выйду, сяду на лавочку и буду сидеть, поскольку идти мне некуда. Апрель в этом году холодный, ночью заморозки. Я простужусь и умру. Вы будете виноваты. Кстати, кошка Дуся нашлась?
— Нет.
— Так я и думал. Весна. А выписать меня без диагноза вы не имеете права. Но диагноз в психиатрии — понятие относительное. Пожалуйста, я могу изобразить психопата, буйного или тихого, какого хотите. Помните, как в фильме «Полет над гнездом кукушки»?
Тут он скорчился, открыл рот, закатил глаза и принялся трястись.
— Перестаньте, — поморщилась Ольга Юрьевна, — Николсона из вас не получится.
— Я и не претендую.
— А на что вы претендуете?
— На помощь. Всего лишь на вашу профессиональную помощь. Помогите мне вспомнить, кто я. Не исключено, что вы правы и я пытаюсь здесь спрятаться. Но вряд ли от каких-то внешних проблем. Скорее всего, от внутренних. От себя самого. Я жутко себе надоел, я смертельно устал быть собой, и у меня в голове что-то заблокировалось. Своего рода самоубийство, но не физическое, а духовное.
Несколько секунд Ольга Юрьевна смотрела на него задумчиво, словно увидела впервые.
— Значит, вы всё-таки хотите вспомнить?
— Ну как вам сказать? — Он нахмурился, опустил голову. — У вас здесь очень плохо пахнет. Вы привыкли, принюхались.
— У нас здесь дом скорби, а не парфюмерный магазин.
— Да-да, я понимаю. Но именно запах — один из главных стимулов для меня. Я хочу вернуться домой, почистить зубы, принять душ, одеться во все чистое, неказённое, выспаться, наконец.
Оля встала, подошла к шкафу. На верхней полке лежала коробка с гигиеническими наборами для одиноких больных. В пластиковом пакете зубная щётка, маленький тюбик пасты, гостиничное мыльце. Месяц назад клиника получила три сотни таких наборов от Международного красного креста, вместе с одноразовыми шприцами, постельным бельём, пижамами. Сейчас осталось всего четыре набора. Их потихоньку растаскали няньки.