Дети белой богини

Горанин привычно расправил широченные плечи. «Медведь, - подумал Завьялов. - Такой заломает».

—Ну так что, Зява? - пристально посмотрел на него Герман. - Ты успокоился?

- Я, пожалуй, пойду, — Александр затушил сигарету и поднялся.

- Тебя проводить?

- Нет, спасибо. - Вспомнилась та апрельская ночь, когда в него стреляли. - Сам дойду.

«И зачем пришел? - думал он, шагая в сторо­ну Фабрики. Убедиться, что Герман по-прежне­му силен? Что убрать его с дороги можно только проявив чудеса изобретательности? По словам Ольги, Павел Павнов - умница, круглый отлич­ник. Рано ли, поздно способ он найдет...»

День седьмой

Прошло три недели, ночи стали такими длин­ными и темными, что на жителей N постепенно нападала спячка. Даже молодежь, собирающаяся на Пятачке, поутихла. После работы все спеши­ли по домам. Осень, сумерки года, перевалила за половину, приближалась его ночь, долгая зима. А зиму в N откровенно не любили. При хроническом безденежье зима, что тяжелая ноша, придавливает к земле и заставляет эконо­мить силы.

По настоянию Маши Завьялов вновь бросил курить. Уже в который раз. Но теперь твердо. Но­сил в кармане лекарства, словно страховой полис. «Если станет хуже - выпью, - думал он, - но надо держаться. Здоровый ты, пока не признаешь себя больным.» Три недели они с женой вели себя сдержанно, словно нашалившие дети, примерное поведение которых доставляет удовольствие ро­дителям, а меж тем зреет новый конфликт. Алек-• сандр чувствовал, как внутри сжимается пружи­на. Ну сколько можно молчать?

Если неглупые люди чувствуют, что друг дру­гом недовольны, они идут на уступки. Кто-то де­лает шажок назад в надежде, что другой это оце­нит. И отблагодарит. Но тот, другой, не хочет ока­заться проигравшим, он делает свой шажок на­зад. Так они пятятся, пятятся, пока расстояние между ними не станет таким же, как в первый день знакомства. Тогда окажется, что стоят друг перед другом совершенно чужие люди, но каж­дый почему-то ждет благодарности!

Так, без ссор и без скандалов с битьем посу­ды, они с Машей дошли до точки. До конечной точки маршрута. И он не выдержал. Спросил с надрывом:

- Ну почему ты молчишь? Нам давно надо поговорить. .

-О чем?

- О нас.

- Мне пора на дежурство.

- Ты прячешься от меня на работе, я давно это понял. Вместо того, чтобы объясниться, ухо­дишь, оправдывая свое безразличие занятостью. Скажи честно, ты хочешь развода?

- Ты же знаешь, что это невозможно.

- Но хочешь.

- Нет, - Маша отвела глаза.

- Ладно, я понял. Не так давно ты сказала: «Хорошо, что у нас нет детей.» И я узнал, что ты ходила к Герману. Не перебивай, я думал об этом три недели. Ты к нему ходила. Но я не могу так просто тебя отдать.

-Я не вещь.

-А я вещь? Неодушевленный предмет, с ко­торым можно так обращаться?

Завьялов попытался взять себя в руки.

- Подожди немного, - попросил он. - Я скоро пойду на работу, буду при деле, и все изменится.

- Ничего не изменится. Дело не в работе, а в тебе. Ты ненавидишь Германа;

- Ты не права.

- Да у тебя это на лице написано! С тобой не­возможно разговаривать. О чем бы мы ни загово­рили, ты переходишь на Горанина, бесконечно твердишь, что ему повезло, а тебе нет. Что он сильный, умный, необыкновенный, а ты нет. И сам жить без него не можешь! Думаешь, что можешь, что без него жить было бы лучше. Ты пред­сказываешь, что его убьют... Может, сам собрал­ся его убить? Может быть, ты уже это делаешь?

- Я?! Что ты от меня скрываешь?! Договари­вай!

- Я скажу тебе. Завтра, потому что мне на ра­боту надо. Я действительно скрываю от тебя очень важное. Не хотела расстраивать.

- Маша!

- Мне надо идти.

- Нет, постой, - попытался он удержать жену.

- Саша, перестань. Я опаздываю. Утром.

- Ну хорошо. Утром, так утром, - сдался он.

- Все, пока.

Ушла, даже не поцеловав его на прощание. А вот раньше... Раньше, раньше! Заладил! Алек­сандр нервно ходил по комнате, сунулся было в буфет, где обычно лежали сигареты, но вспомнил, что их больше нет, и с досадой захлопнул дверцу' Попытался смотреть телевизор, но с раздражени­ем выключил. Все одно и тоже. Сериалы переме­жаются выпусками новостей и ток-шоу. Сладкая ложь, горькая правда и публичное перетряхива­ние грязного белья. Это раньше предпочитали хор из избы не выносить, а теперь им гордятся. Глянь­те-ка, что у меня есть! Какая умопомрачительно прекрасная мерзость! Люди придумывают себе проблемы, а настоящих словно бы не замечают. Смешно! Слушать их - смешно. Жизнь проходит мимо. Вот в чем проблема. Надо бы изменить эту жизнь, но как? От неумения найти ответ на этот мучительный вопрос и рождаются все беды.