Дети белой богини

- Значит, в прокуратуру вы так и не попали?

- Нет. Я...

Дверь в кабинет открылась, вошла улыбаю­щаяся Елена Ивановна, пропела:

- Михаил Сергеевич, вас к телефону.

Завьялов удивленно посмотрел на телефон­ный аппарат: звонка не было.

Не менее удивленно глянул на Елену Иванов­ну врач.

- К внутреннему телефону, - уточнила стар­шая сестра.

Видимо, уловив какие-то знаки, врач поднялся из-за стола.

Завьялов остался один. Внутренний теле­фон? А может быть, параллельный? Не выдер­жав, он снял трубку. И услышал голос Германа. Слов разобрать не мог, Горанин говорил тихо. Но голос узнал. Характерные интонации, еле ощутимую вибрацию, вибрацию силы, непоко­лебимой уверенности в себе. Поняв, что сути разговора не уловить, он аккуратно положил трубку на рычаг.

Вскоре в кабинете появился перепуганный Михаил Сергеевич. За ним шла старшая. Вид у нее был угрожающий.

- Видите ли, я... не совсем здоров, - промям­лил врач. - Я наговорил вам лишнего. Точнее, со­всем не то хотел сказать. Насчет ломика. Не было никакого ломик£ Ну, разумеется, не было!

- Как это не было? Вы же сами пять минут назад сказали, что сначала испугались, потом по­думали на Федора...

- Это была швабра. На полу валялась швабра. Никакой не ломик. У меня со зрением... что-то...

- Михаил Сергеевич не обязан отвечать на ваши вопросы, - отчеканила старшая. - Вы ни­кем не уполномочены. Покиньте кабинет.

- Раньше вы со мной любезнее разговаривали, - усмехнулся Завьялов.

- Покиньте кабинет.

- Да-да, - засуетился Михаил Сергеевич. - Я, действительно, был э-э-э... с похмелья. Мало ли что почудится! И зрение...

- А почему очки не носите? -Я...

- Вон! — выпалила Елена Ивановна. Завьялов чуть не расхохотался. А в женщинах больше решительности и здравого смысла! Этот мямлит, заикается, а старшая уже давно все поня­ла. Чем же им пригрозил Горанин? И как узнал, что он тут, со своим коварным вопросом об ору­дии убийства? Ба! Да Елена Ивановна сама позво­нила Горанину! И Герман Георгиевич пригласил к аппарату врача. Сделал выговор, приказал - лиш­него не болтай. Ломик же улетел в открытое окно. Потому что не от вида крови Германа замутило. Нет. От страха. Потом Горанин нашел повод вый­ти из здания. Пока опергруппа работала в кабине­те старшей сестры, он преспокойно подобрал ло­мик и отнес... Куда? Через дорогу - несколько не­достроенных гаражей. Стоят так уже второй год. Хозяева либо разорились, либо сели, а покупате­лей все никак не найдут. Герману ничего не сто­ило перейти через дорогу и спрятать ломик в од­ном из гаражей. Чем он рисковал? Да ничем! Все были в здании больницы. Утро, сумерки. Дождь...

- Вы, наконец, выйдете или нет?!

- Вот так со мной и надо разговаривать. Чет­ко, громко. Теперь я услышал.

- Да вы-ы-ы...- взвилась старшая.

- Лена, не надо, - тронул ее за руку Михаил Сергеевич.

- Как мне это надоело! Сначала его жена, те­перь он! Да когда я, в конце концов, смогу жить спокойно?! Когда-а?!

В гардеробе, где брал пальто, старушка сочув­ственно заметила:

- Знать, не вовремя ты, сынок. Помешал. Ишь, раскричалась! Ни стыда у ней нет, ни совести. Раньше хоть стеснялись, а теперь и днем запира­ются. Все ить знают. У-y-yL. - И сухонькая ста­рушка со вкусом выговорила нецензурное слово.

Странно, но его это не покоробило...

...Один вопрос оставался открытым: как кур­тка и ломик попали в сарай Павновых. Неужели Герман ночью взломал сарай, чтобы подбросить улики? На замке нет царапин. Если сарай вскры­вали, то действовал профессионал.

И тут он впервые вспомнил тот апрельский вечер, когда в него стреляли. Сердце тревожно заныло. Герман, Герман, в какие же игры ты иг­раешь?

ПОЛНОЛУНИЕ

День первый

Убедившись в причастности Германа к убийству Маши, Завьялов почувствовал себя странно. Ему вдруг стало неловко. Да-да! Имен­но неловко! Словно не в убийстве заподозрил друга, а поймал за руку в тот момент, когда он залез в чужой карман. Будь это человек посторон­ний, закричал бы сразу: «Стой! Я все вижу! Все знаю! Я всем расскажу!» Оказалось, что это не так-то просто. Для близких людей всегда ищешь оправдание, какие бы отвратительные поступки они не совершили. Он пытался объяснить, поче­му Герман так поступил. Почему спрятал орудие убийства, а потом подбросил его Павнову вместе с курткой. Хотел раскрыть громкое убийство и сделать карьеру? Наверное так, и никак иначе. Герман был в ту ночь дома, в коттедже. Спал. Причем не один. И вновь возник вопрос о ночевав­шей в коттедже женщине. Кто она? Вероника? Вполне возможно. Надо бы с ней поговорить. Но к дочери мэра не подобраться. К домашнему те­лефону она не подходит. Есть мобильный... А как узнать номер? Не у Германа же! И потом, гово­рить по телефону трудно. Если плохая слыши­мость или помехи на линии, и вовсе невозможно. Нет, надо действовать по-другому.