Дети белой богини

- Ну как? Договорились?

- Не совсем.

- Ну и правильно. Не связывайся. За Гораниным сила! Город ему достанется.

- С чего ты взял?

- Да говорят...

- Но он всего лишь зам. прокурора!

- Да брось! Зам. прокурора! Ха! - И Миша смачнр сплюнул. - Его мафия крышует. Я еще когда при директоре городского рынка был,, со­образил - дела у них. Неспроста особняки-то ря­дом стоят. Там такие деньги крутятся!

- Что ты об этом знаешь?! - Завьялов вцепил­ся в Мишин свитер.

- Ты че? - Охранник без малейших усилий рас­цепил его руки и легонько тряхнул. Легонько —так что в ушах зазвенело. - Сдурел? Я ж тебе рус­ским языком сказал, не связывайся!

Миша быстро сбежал с крыльца и стал откры­вать ворота.

- Не надо! — крикнул Алексей. — Я пешком.

- Ты че? - удивился охранник. - Темно, по­здно. Отвезу.

- Мне надо воздухом подышать.

- Ты если че, ори громче, - осклабился па­рень, - у нас тут того... небезопасно.

Завьялов улыбнулся и потрогал шрам на го­лове:                         

- Я знаю. Ну, давай. За совет спасибо.

Он шел на огни Фабрики, осторожно ступая по обледеневшей земле. Значит, «хозяева» делят власть. Решают, кому достанется город. Его ма­газины, больницы, школы, жилые дома, Фабри­ка, Заводская, Мамоново и Ольховка. Его исто­рический центр, широкая улица, мощеная стары­ми плитами, его тополя, единственные деревья, которые здесь прижились, вцепились корнями в землю и теперь изо всех сил тянутся ввысь. Пя­тачок и Центральный рынок. И жители - «кровя­ные тельца», которые поддерживают жизнь в этом дряхлеющем организме. Кормят его и поят - тор­гуют, лечат, учат и выписывают счета. Значит, они решаюх.. А город спит.

День пятый

На следующее утро он проснулся от нестер­пимой боли. Словно на голову натянули желез­ный обруч и кто-то невидимый начал затягивать его, умело орудуя гаечным ключом. Перед глаза­ми мелькнула яркая вспышка света, потом все потемнело, и только спустя какое-то время нача­ли проступать контуры предметов. Вот уже кото­рый день вместо завтрака- сигарета. Надо с этим кончать. По счастью, пачка оказалась пустой и, затолкав ее в мусорное ведро, Александр вздох­нул с облегчением: с этим покончено, надо про­явить силу воли.

Заваривая чай, вспоминал вчерашний разго­вор с Аглаей Серафимовной. Слова «город дос­танется ему» сказаны неспроста. После отъезда нынешнего мэра местные воротилы поделят его между собой. Горанин, видимо, устраивает всех, ибо ни к какой партии не примыкает. Он словно бы над всеми, и он - закон. Жители его любят. Это главное. Красивое лицо Германа будет хоро­шо смотреться на афишах! Мэр досрочно уходит в отставку, выставляет свою кандидатуру на вы­борах в Думу. Его поддержат, помогут и из Мос­квы, и местные. Потом будут выборы нового мэра. Остановит Горанина только одно: уголовное дело, которое может быть возбуждено с подачи Аглаи Серафимовны. Но почему она не хочет отдать Гер­ману город? Не проще ли было бы вступить в аль­янс, выдать за него единственную дочь и сохра­нить свое влияние в N?

Нет, не хочет она пускать в N корни. И ввести . Германа в свою семью не хочет тоже. Герман бо­ится ее, а она боится Германа. Все-таки Завьялов не мог поверить, что Герман решился на убий­ство. Она врет. Не такой человек Горанин. Быть может, той ночью он преспокойно спал в своей теплой постели и носа не высовывал из дома?

Надо идти к Вере. Ах, Вера-Верочка! Хоро­шенькая лаборантка, чьи каблучки выбивали дробь в гулких школьных коридорах так, что дух захватывало! Коротенькая юбочка, модная стриж­ка, подведенные черным карандашиком глаза... Ученики старших классов провожали тебя жад­ными взглядами, чувствуя, что идет Женщина. Сейчас ее не узнал, за прошедшие двадцать лет Вера сильно изменилась. Где лукавый блеск ка­рих глаз? Где модная стрижка и каблучки?.. Но Герман видит в ней все ту же Верочку. Не замеча­ет морщинок вокруг глаз, поблекшей кожи, ран­ней седины и усталого взгляда. Ведь это самая преданная ему женщина.

...В конце ноября темнело рано. Погода в этом году то и дело преподносила сюрпризы. Днем плюсовая температура, по ночам - легкий моро­зец. Город превращался в огромный каток. Вот и сегодня с утра пошел дождь, лед на дорогах на­чал таять. Справедливо рассудив, что в воскресе­нье женщины до полудня будут делать на рынке покупки, к Вере Васильевне отправился во вто­рой половине дня. На лестничной площадке, глу­ховатый Зява услышал отчаянный детский плач. Маленький Герман надрывался в крике. Ох, и го­лосист мальчишка!