119  

Из коридора внезапно послышался шум, потом крик.

– Серега, не подходи, перчатки надень!

Я, забыв про Альберта, выскочила из комнаты и побежала на голос, доносившийся из спальни Жози.

Старуха лежала на спине, широко раскинув руки и ноги.

– Что с ней? – заволновалась я.

– Не приближайтесь! – приказал блондин. – Вон там, на груди…

Я присмотрелась повнимательней – блузку Жози украшали яркие перья.

– Она подошла к стене… – выдавил из себя рыжий парень, – мы ахнуть не успели… Там клетка стояла, за ширмой на столике ее не видно. Хвать птичку, поднесла к лицу и сказала: «Ну вот, Матвей, я снова с тобой!» Затем в голову ей вцепилась, та заверещала, крыльями забила…

– Умерла! – с отчаяньем воскликнул Алик, вваливаясь в спальню, – Обманула меня! Ушла! Убежала!

Я еще раз посмотрела на Жозю. На лице умершей сияла улыбка. Наверное, можно было посчитать ее предсмертной гримасой, но мне отчего-то показалось, что старуха сейчас очень рада. Конечно, она очутится в аду и ответит за все совершенные преступления, но там, в когтях дьявола, давно находится и Матвей Витальевич. Надеюсь, черти догадаются рассадить их по разным котлам, а то Жозе даже горячая смола в компании с любимым покажется благоухающей ванной.

– Вы разрешили ей покончить с собой! – бесновался Алик. – Ну держитесь! Полетят погоны с ваших плеч! Начальство вас по головке не погладит! Знаете, кто мне помогает, а? Кто операцию по поимке Антонины Колосковой курирует?

Я не стала слушать крики спятившего Альберта и побрела в кухню. Вот и конец истории. Жестокий убийца найден. Но почему мне на какую-то секунду до слез стало жаль Жозю?

Эпилог

Через год после вышеописанных событий мы с Даной приехали в Евстигнеевку. Когда я припарковала машину у ворот, моя подруга, молчавшая всю дорогу от Москвы, нервно вздрогнула и спросила:

– Где же покупатели?

– Сейчас прикатят, – попыталась я ее успокоить, – до назначенного времени еще пятнадцать минут.

– А тут ничего не изменилось, – прошептала Дана. – Дежавю! Снова осень, как тогда. Тебе могло прийти в голову, чем занималась Жозя?

– Нет, – призналась я. – Когда я захотела найти человека, который покушался на тебя, сразу вычеркнула из списка подозреваемых Антонину Михайловну. Она выглядела старой, немощной… Можно задать тебе один вопрос? Он давно не дает мне покоя.

– Давай, – после некоторого колебания кивнула Гарибальди.

– Зачем ты в тот ужасный день пошла к гаражу и открывала ворота? Ведь когда я уехала за Мусей, ты лежала в кровати, больная.

Дана обхватила себя руками за плечи.

– Мигрень отвратительная штука, у меня она протекает очень остро. Сижу себе спокойно, пью чай… ба-бах! В висок будто сверло втыкается! Тушите свечи! Я валюсь в койку и не могу встать. Но и исчезает боль столь же неожиданно. Только что канкан в башке плясала – и за секунду испарилась. Если помнишь, у меня была клиентка Яндарова, она в двадцатых числах каждого месяца забирала заказ, на ее деньгах мой бизнес фактически и держался.

– Яндарова – это Колоскова, – напомнила я, – она ею прикидывалась, чтобы у посторонних не возникало вопроса, откуда у тебя деньги на безбедную жизнь.

Дана поежилась.

– Мы не так уж много тратили! Основной статьей расходов были птицы Жози – их покупка, корм, содержание. Икру мы не ели, шикарные машины не покупали. И я же не знала, кто такая Яндарова. Только тогда я четко поняла: завтра ей необходимо отправить заказ почтой. Сейчас-то мне ясно, какой дурой я была, Жозя небось бусы и прочую бижутерию выбрасывала. Но я очень радовалась, что имею столь выгодную клиентку, и боялась ее потерять. Поэтому, когда мигрень, как всегда, внезапно отпустила меня, я понеслась опрометью к гаражу, хотела поехать к мастерице, у которой следовало забрать украшения для Яндаровой.

– Но ведь на твоей машине я уехала за Мусей! Ты мне сама ее дала!

Дана мрачно усмехнулась:

– После приступа голова не особо хорошо работает. Меня только Яндарова тогда беспокоила, о тебе и о собаке я напрочь забыла. Щелкнула брелоком, ворота поднялись, гляжу: в «Запорожце» бородатый мужчина сидит, мотор заведен, свет мне в лицо. Потом удар, и через мгновение он уже стоит надо мной, бороденку с усами снимает. Жозя! А затем мне стало очень холодно… и сразу жарко… и опять холодно, и ничегошеньки я больше не помню. Очнулась в реанимации, врач сказал – двадцать дней прошло.

  119  
×
×