– Моей пенсии на жиры и прочие конфеты тебе не хватит, – говорила бабуся, – жри, чего дали, а если не нравится, значитца, ты не голодная. Коли припрет – кирпичи пожуешь.
Но сейчас, став взрослой, я поняла: мать Раисы была по-своему доброй, не всякий человек согласится поселить у себя на лето чужую малышку. Родней меня назвать было трудно: я дочь ее зятя от первого брака. Но ведь старушка привечала меня, как умела, заботилась, а один раз даже подарила мне почти нового плюшевого мишку. Где она его взяла? Явно не приобрела в магазине.
Я помотала головой, чтобы стряхнуть непрошеные воспоминания, но они, как назло, не собирались уходить. Надо же, у Зинаиды в сенях валяются точь-в-точь такие же сапоги, как у старухи, на стене висят ржавые санки, а на лавке лежат порванные куски марли.
– Кто там? – закричал из избы хриплый голос.
– Свои, – бойко ответила я.
– Свои все дома, – прозвучало в ответ. – Чего затаилась в дверях? Шагай сюда!
Глава 13
– О! Писательница! – подпрыгнула Зина. – Во дела!
– Откуда вы меня знаете?
Она засмеялась:
– Да уж вся деревня гудит: к Гарибальди подружка из телевизора приехала. Чаю хотите? Хотя вы, наверное, особенный пьете, не из магазина?
Я собралась сказать домработнице, что привыкла пить амброзию и закусывать ее черной икрой в швейцарском шоколаде, но удержалась. Еще подумает: это правда. Лучше сразу, без долгих вступлений задать Зинаиде пару вопросов.
– Вы садитесь, – продолжала она исполнять роль гостеприимной хозяйки, – в кресле устраивайтесь.
Меня охватило сомнение. Чтобы беседа протекала, как любят говорить журналисты, «в теплой, дружественной обстановке», мне лучше воспользоваться креслом. Но оно выглядело отвратительно засаленным, а прикрывающий его гобеленовый коврик большинство женщин постеснялось бы постелить как половичок у двери. Наверное, Дана никогда не заглядывала к Зине в гости, потому что в противном случае не наняла бы Зину. Особа, живущая в таком ужасающем беспорядке и в столь невероятной грязи, явно не способна быть хорошей прислугой.
– Вы знаете, что случилось с Гарибальди? – спросила я, осторожно устраиваясь на краю табурета (в деревянной мебели хоть не живут клопы).
– А то нет! – всплеснула руками Зинаида. – Из окошка она упала. Наши тут до хрипоты доспорились. Одни талдыкают: она с собой покончить хотела, потому что без мужика жила. Но мы-то с вами знаем: это неправда!
Я пожала плечами, а Зина продолжала:
– Не было у ней поводов кидаться сверху, случайно вывалилась. Наверное, воздухом подышать хотела. Очень уж головой мучилась! Когда похороны?
– С ума сошла? – забыв о вежливости, воскликнула я. – Дана жива, скоро поправится.
– Да? – протянула неряха. – А Катька сказала, что ее до больницы не довезут, травмы серьезные.
– К счастью, Катя не специалист, – отрезала я. – Гарибальди в реанимации. А откуда вы о привычках Даны знаете?
– Полы я у них мою, навидалась, как она от башки мучается. Правда, в последнее время ей лекарство помогало.
– Какое? – насторожилась я.
Зина закатила глаза.
– Ща вспомню… типа ацетон название…
– Рецитол?
– Оно самое! Я ей достала, – похвасталась Зина. – Дорогое, зараза, – пять тысяч рублей!
– Действительно, недешево, – согласилась я. – Тяжело было добывать таблетки?
– У меня знакомая в аптеке за прилавком стоит, – охотно пояснила Зина. – В Москве работает, любое лекарство отпустить может, даже из списка «А», но за деньги.
– Ясно. Может, вы в курсе, кто Дане рецитол прописал?
Зина замялась, потом честно ответила:
– Без доктора обошлись, поэтому так дорого и встало. Рецитол вообще-то по рецепту отпускают, Нине Ивановне извернуться пришлось. Но она всем помогает, очень жалостливый человек, а зарплата маленькая.
– Значит, у Даны имелся рецитол?
– Ага, в аптечке был, – закивала Зина. – У них там в доме просто гора лекарств! На целую поликлинику хватит. Жозя сказала, что Дана все уже испробовала и отчаялась. Раньше, как увидит что новое от головной боли, мигом хватала. Уколы себе делала, траву заваривала, а потом поняла: все бесполезно. Жозя так ее жалела! Вот я и решила…
– Сволочь поганая! – заорали со двора. – Поставила, блин, ведро на дороге!
Крик перешел в мат, потом раздались звон и дикий кошачий вой.