Стриптиз Жар-птицы

– Вот и отлично! А я пока, как ты выразился, покачусь отсюда прямо к мадам Грибковой.

– Куда? – подпрыгнул Глеб.

– К твоей жене, – улыбнулась я. – Милая дама во время телефонного разговора пригласила писательницу на чай. Побеседуем с ней о жизни вдали от шума городского. Мне, кстати, будет что рассказать, я имею дачку в Подмосковье. А там есть чердак без окон, и очень уж под крышей душно. Интересно, как отреагирует твоя вторая половина, когда я спрошу: «В деревне толкуют, что Глеб сумел выпилить часть мансарды Веры Расторгуевой, так не может ли он объяснить мне, как это сделать? Хочу тоже спать, наблюдая звездное небо!»

Грибков начал наливаться синевой, и тут в кабинет бочком втиснулась девчонка лет четырнадцати. Опустив вниз шкодливые глазки, она, не очень хорошо изображая почтение, пробубнила:

– Здрассти, Глеб Сергеевич! Звали? Извините, только из училища вернулась и сразу к вам!

– Проходь, Филимонова, – отмер Грибков.

– Проходю! – невинно моргая, ответила девчонка.

Я посмотрела на посетительницу. Вид у подростка самый наивный, глаза смирные, вот только словечко «проходю» меня насторожило. Маленькая нахалка явно издевается над Глебом, а простоватый участковый этого пока не понял. Ну что ж, используем создавшееся положение в личных интересах.

– До свидания, – вежливо сказала я и двинулась к выходу.

– Эй, ты куда? – испугался мент. – Филимонова, иди домой!

– Вот еще! – обозлилась девочка. – Здорово придумали, туда-сюда телепаться. Раз пришла – говорите. Не хотите – значит, сами виноваты.

– Ты мне тут не хами! – разъярился Грибков. – Жалоба на тебя поступила от гражданки Николаевой.

– Чего я ей сделала? – поразилась Филимонова.

– А то не знаешь?

– Честное слово, даже не предполагаю, – искренне заверила девчонка. – Я в Евстигнеевке только ночую, у нас практика в больнице, там целый день и пропадаю.

– Значит, не помнишь Николаеву?

– Нет.

– До свидания! Извините, если помешала вашей беседе, – встряла я в диалог парочки, – пойду, попью чаю, поболтаю с Наташей.

– Стой! – заорал Грибков. Потом встал, подошел к высокому железному шкафу, распахнул дверки и указал на деревянные ящики, стоящие на полках. – Изучай. Здесь по годам, начиная с сорок шестого. Евстигнеевка существует давно, но в войну, в сорок первом, бумаги сожгли, чтобы к немцам не попали, поэтому архив неполный.

– Спасибо, – ошарашенно пробормотала я, наивно ожидавшая, что Глеб даст мне небольшую коробочку с парой десятков карточек. Кто бы мог предположить, что в кабинете участкового содержится столь подробный материал!

Глава 20

Сначала я растерялась, потом обрела способность логично мыслить и попыталась наметить план действий. Захаркина говорила, что массовое заселение Евстигнеевки сотрудниками института случилось в начале шестидесятых годов. Вот отсюда и буду плясать.

Найду документы Колосковых, выясню, когда их тут оформили. Хотя прописана семья была в Москве, в Евстигнеевке имеются, скорее всего, так называемые дачные листы.

Не знаю, как сейчас, но в советские годы каждый шаг гражданина сопровождался справкой с печатью. Живешь в Москве, значит, имеешь штамп о прописке в паспорте, учетную карточку в домоуправлении и ее копию в отделении милиции. Приобрел дачу? Отлично. Местные органы заведут еще один листок учета, где будет указано: гражданин N владеет фазендой, с ним вместе проживают члены семьи: жена, дети, теща. Если дачник совершит преступление, ему не спрятаться от сельского участкового, тот запросит коллег из города, и уголовника задержат. Простая и очень эффективная система учета работала безотказно до начала 90-х годов прошлого века.

Значит, вычислю людей – сотрудников института, прослежу, куда они подевались… Мама родная, да мне всей жизни не хватит на осуществление этой задачи! Мало ли кто мог обидеться на Жозю? Может, сначала поискать тех, о ком упомянула Людмила Захаркина? Ну, допустим, мать Розы Маловой. Если в начале шестидесятых девушка училась в аспирантуре, следовательно, ей тогда было двадцать лет с небольшим. А матери ее, вероятно, слегка за сорок. Родительница могла появиться на свет примерно в тысяча девятьсот двадцать втором году. Господи, ей же сейчас, если дама жива, восемьдесят пять! Малова не могла влезть в окно первого этажа коттеджа Жози, потом подняться по винтовой лестнице и перебросить через подоконник тело Даны, одурманенной рецитолом. Такое под силу лишь физически крепкому человеку. Но возможно, у Розы есть сестра, которая решила отомстить за нее? Удачи тебе, Вилка!