Мура кивнула.
– Верно. Только болезнь возраста не различает. Наверное, будем менять городское жилье на Подмосковье – Але нужен свежий воздух. Конечно, зимой можно было бы оставаться в Москве, а на летние месяцы вывозить девочку за город. Денег-то у нас на дачу нет!
– Почему сразу ко мне не пришла? – возмутился ректор. – Столько лет дружим! Алевтина и нам с Антониной как дочь!
– Ты же ей новые легкие не подаришь, – справедливо заметила Мура.
– Ничего не предпринимай с квартирой, – приказал Матвей.
Через десять дней Муру вызвали в местком и вручили ключи от дома в Подмосковье. Матвей, наверное, приложил огромные усилия, чтобы добыть в рекордно короткий срок дачу для семейства Бирк. Более того, вечером того же дня он позвонил Муре и сказал:
– Хотел устроить вас вместе со всеми в Евстигнеевке, но там готового дома не нашлось, одни земельные участки. Подумал, что вы не захотите тратить годы на стройку, поэтому и подсуетился с Палашовкой. Она рядом, в паре километров, думаю, скоро деревни сольются в одну.
– Спасибо! – горячо поблагодарила его Мура. – И от Феликса тоже!
– Ерунда, – засмеялся Матвей. – Я уже объяснял: специально согласился на ректорский пост, чтобы помогать людям…
Рассказчица замолчала.
– Пока все, что вы поведали, характеризует Матвея только с лучшей стороны, – отметила я.
– Это присказка, – мрачно протянула Мура, – сказка впереди.
…Первые годы ректорства Матвей сыпал добрыми делами, а потом начал постепенно требовать от людей благодарности. Мура очень хорошо помнила день, когда Феликс, придя домой, схватился за валокордин.
– Милый, что случилось? – напряглась жена.
– Ученый совет проголосовал за присуждение докторской степени Полине Гореловой, – возмущенно ответил муж.
– Постой-ка… – забормотала Мура. – Она любовница Маркова, чиновника из Министерства просвещения. Как же так? Ты говорил – девица полный ноль.
– Да, – кивнул муж. – И тем не менее она будет доктором наук. В коридоре все над Полиной посмеивались, мол, оказывается, что путь в науку лежит не только через мозг, но через иные, чисто женские органы. Но все проголосовали «за». В урне нашелся лишь один черный шар, мой.
– Невероятно! – подскочила Мура. – Это же девальвирует научное звание, низводит его до уровня плинтуса! Ты не ошибся? Только один голос «против»?
– Да, – буркнул Феликс.
– А Вадим Семенович? – не успокаивалась Мура. – Неужели Прошкин тоже присоединился к большинству?
– Именно так! – подтвердил Бирк.
– Он заболел, – отрезала Мура. – Наверное, у него грипп, он не соображал, что делает.
– Выглядел здоровее прочих, – рассердился Феликс, – даже улыбался.
– И ты к нему не подошел после совета? Не спросил, в чем дело?
Супруг снова взялся за пузырек с лекарством и неохотно признался:
– Я поймал Вадима на лестнице, говорю: «Ты понимаешь, что происходит? Этак скоро пропадет необходимость заниматься наукой и писать труды! Приноси в канцелярию справку со словами: «Сплю с начальником отдела» и получай регалии в зависимости от служебного положения любовника».
– А он что?
– Сначала молчал.
– А ты?
– Я продолжил его стыдить, воскликнул: «Из-за таких, как ты, советская наука превращается в помойку!»
– Ну и?
Феликс выпил вторую порцию капель.
– Прошкин схватил меня за пиджак и зашептал: «Прекрати. Биологии хуже от присутствия Гореловой не станет! Она вполне вменяемая тетка, в исследования не лезет, докторская нужна ей лишь для карьеры». Ну я и не выдержал…
– Ты тоже с Полиной спишь? – взвился Бирк. – Дама у нас общего пользования?
– Идиот! – крякнул Вадим. – Ладно, если хочешь знать, меня Матвей просил. Ему звонили из министерства, а у института крыша течет.
– Не понимаю связи!
– Проще некуда: Горелова становится доктором наук – Колосков получает финансирование на кровлю, – пояснил Вадим. – Я его понял и проголосовал «за». И потом… не мог же я отказать ректору.
– Ага, значит, ты с ним спишь, – глупо пошутил Бирк.
– Кретин, – зашептал коллега, – поосторожней с подобными оскорблениями! Матвей для моей больной мамы лекарство из-за границы привез, бесплатно. Спас старуху! И что теперь? На его маленькую просьбу ответить «нет»? Я в отличие от тебя не принадлежу к семье Джорджано Бруно, особо за чистоту науки не страдаю!