Андрей Краско. Непохожий на артиста, больше чем артист

Клавишных («СВОЙ ЧЕЛОВЕК»):

«Алкоголизм — это зависимость. Я человек независимый: хочу похмеляюсь, хочу терплю»;

«Чистое тело пахнет лучше любого дезодоранта»;

«Солнце светит, небо чистое — я уже радуюсь»;

«Слава, деньги — все фуфло, главное — свобода»;

«Нет ничего лучше физической усталости после осмысленного физического труда»;

«Закон сохранения энергии распространяется и на денежные знаки. Если у тебя их больше, значит, у кого-то их меньше»;

«Сначала мужчина ищет женщину, чтобы с ней спать; потом ищет женщину, чтобы с ней жить; а потом ищет женщину, чтобы с ней умереть».

Командир подлодки Геннадий Янычар («72 МЕТРА»):

«В русском языке есть слова, их там много; когда их составляешь вместе, получается предложение, где есть сказуемое, подлежащее и прочая светотень. И все это — великий русский язык»;

«Если корову поставить на задние лапы, то [сердце], конечно, будет слева»;

«А рога у коровы есть — это плохо».

Сыщик («НОЧНОЙ ПРОДАВЕЦ»):

«Дело в том, что всем на все наплевать»;

«И сколько ты ни заплатишь нашим людям, от этого ровным счетом ничего не изменится. Всем будет на все наплевать! Такой мы народ!»

Эпштейн («ОПЕРАЦИЯ «С НОВЫМ ГОДОМ!»):

«Закуска градус крадет».

Витек («ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ РЫБАЛКИ»):

«Глупых вопросов не задавать! Вопросы есть?»;

«Заткнись, балласт!»;

«Не писай в рюмку!»

Андрей Иванович Краснов («АГЕНТ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ»):

«Курить в противогазе неудобно»;

«Я, как человек с большим семейным опытом, ответственно заявляю: мусор на ночь выносить — плохая примета»;

«Любить — чтоб дух захватывало, а пить — чтоб лежа пошатывало»;

«Не умеешь — научим, сказано идти — пойдешь, приказано ухаживать — будешь ухаживать»;

«Стрельба — это дело общественное и, я бы даже сказал, государственное»;

«Дома надо сексом заниматься»;

«Язык за границей — первое дело»;

«В животе так бурчит, официантки в кафе оборачиваются»;

«Раньше были времена, а теперь мгновения. Раньше поднимался дух, а теперь давление»;

«Лучше в новых домах жить — потолки ниже»;

«А что мне — жопу хвоей присыпать и муравейником прикинуться?»;

«Хотя бы разик в сутки супчик должен быть в желудке!»

Сан Саныч, хозяин пансионата («НА БЕЛОМ КАТЕРЕ»):

«Экстремал, экстремаю и буду экстремать»;

«… Я был так же далек от разгадки, как и разгадка от меня»;

«Бывает в жизни время, когда особенно остро осознаешь: или ты, или обстоятельства. В такие моменты проявляются самые сильные стороны характера. И я обычно смывался».

Дядя Паша («СВОЛОЧИ»):

«В голове ветер, а в попе — дым»;

«Все курите! В горах и так дышать нечем, а вы еще и курите. Балбесы».

Полковник ФСБ Чернов («У.Е.»):

«Ну народ — в драке не выручат, в войне победят!»;

«Если не хочешь знать, куда тебе идти, не учи, что я должен делать»;

«Пенсия маленькая, а мне тоже иногда мороженое кушать хочется»;

«В Нью-Йорке одни буржуи живут»;

«Это не хохма, это наша жизнь. Наша русская жизнь»;

«Так, доченька. Давай договоримся не пугать друг друга показным цинизмом».

Последнее, что Андрей рассказывал о себе, — это откровения в интервью, данном Михаилу Садчикову(Садчиков Михаил. http://www.Trud.ru № 122 за 7 июля 2006.) за несколько дней до смерти. Причем большая часть их посвящена отношению актера к алкоголю (излюбленная тема журналистов в беседе с Андреем Краско). Откровенность Андрея иной раз сражает наповал:

«Отец для меня всегда был идеалом. Хотя мы с ним в какой-то момент по-разному стали понимать профессию. Папа до сих пор убежден, что актер в любые времена должен служить в театре, работать на телевидении. По моим же понятиям выходило, что актер должен заниматься одним только искусством. А те спектакли, что отец с партнерами тогда играли (про то, как один секретарь райкома разоблачил другого нехорошего члена КПСС или как одна бригада благодаря своей неутомимости выиграла соцсоревнование у другой), не являлись никаким предметом искусства. Хотя ставилось все это в именитом театре, режиссер и актеры долго репетировали, искали правду образа…»

Именно в тот момент Красно и выпал из профессии…

«Кем я только не работал! — признается он. — Помню, штаны шил. Тогда в моду вошли слаксы, брюки с большим количеством карманов. С тех пор ношу именно такие штаны. В молодости я часто дарил друзьям сумки, которые тоже сам шил. И себе шил, с удобными карманчиками под пачку папирос, под спички… Я и на кладбище бетон месил для оградок, книжками торговал, на машине «бомбил». У меня в это время болели родственники, сын младший болел, приятель в больницу попал. В больницах тогда кормили кашей и чаем. Вот я готовил еду, садился в свой крутой «запорожец» и ехал сначала в больницу к приятелю, а потом через весь Питер отправлялся в Зеленогорск, к сыну. Развозил им еду, и на следующий день все начиналось снова. А надо было еще добыть денег на еду…