Путь Кассандры, или Приключения с макаронами

Сухопутных дорог и аквастрад здесь не было, но при большой нужде проехать было можно: и зарослях дьяволоха, покрывавших почти весь этот унылый берег, сохранились остатки допотопных асфальтовых и бетонных автострад. У матери Евдокии был с собой старинный дорожный атлас Европы, в который от руки были внесены изменения. По нему мы и пробирались через эти унылые земли. Впрочем, на атлас нельзя было полагаться даже с учетом после катастрофических изменений, поскольку изменения продолжали происходить: море наступало, подмывая берег; побеги дьяволоха, набравшись сил в темноте под асфальтом и бетоном, взрывали целые участки дорог, превращая их в тупики. Но дороги, которые когда-то шли из Швейцарии на север, в Германию и Францию, теперь вели только под воду. Зато охать но этим одичавшим местам было безопасно в смысле Надзора с воздуха, надо было только придерживаться южной, подветренной стороны дорог: гибкие стволы дьяволоха под ветром постоянно дующим через горы со стороны Средиземного океана, переплетясь верхушками, образовали над автострадой сплошной нависающий козырек – под этим прикрытием мы и ехали. Вот только езда эта была скучной и утомительной: слева буро-зеленая колючая стена, справа такие же островки дьяволоха, перемежающиеся болотами, песчаными проплешинами и голыми скалами, а за ними – неподвижная гладь Европейского моря ржаво-оливкового цвета с зелеными полосами «водяной чумы» и радужными пятнами много лет назад разлившейся нефти. Если бы не разговоры с матерью Евдокией, я бы давно уснула за рулем.

Где-то к полудню справа, недалеко от дороги, появилась бетонная стена.

– Мать Евдокия, вы ведь здесь недавно проезжали, что это за стена?

– Я по другой дороге ехала, ближе к Альпам. Здесь я проезжала года два назад, но тогда тут не было стены, а стоял палаточный городок беженцев. После него должен быть поворот налево.

По верху стены кольцами вилась колючая проволока, кое-где перепутанная побегами вьюнка-быстряка с огромными белыми колокольчиками.

– Наверное, идет какое-нибудь строительство, – предположила я. – Надо поскорей проехать это место, на стройках обязательно стоят камеры Надзора.

Но вокруг не видно было ни людей, ни машин. Мы увидели только большую надпись: «Осторожно! К стене не подходить!». И воздухе над стеной стаями вились чайки. Через полкилометра дорога резко свернула влево, а стена ушла под воду подступившего совсем близко моря. Неподалеку, возле самой стены, там где она была ниже, торчал остов обгоревшего вездехода времен войны. Я остановилась напротив него и вышла из кабины. Мать Евдокия открыла окно со своей стороны.

– Ну, что там? – спросила она.

– Вокруг вес тихо, никого пет. Можно влезть на вездеход и заглянуть через стену, – предложила я.

– А зачем это? – спросила мать Евдокия.

– Просто так. Мне хочется размять ноги, да и любопытно посмотреть: я только в новостях видела лагеря беженцев.

– Не ходите, прошу нас, – сказала мать Евдокия тонким голоском испуганной девочки. – Я чувствую там что-то жуткое, прислушайтесь, как страшно кричат чайки!

– Да что вы, мать Евдокия! Вот уж не думала, что вас могут испугать птицы. Похоже, что тут уже давно никого нет. Но в самом деле интересно, почему там, за стеной, столько чаек? Я обязательно погляжу.

– Ну, как хотите, а я не пойду, посижу в машине.

Я вышла из кабины и пошла по вязкой земле прямо к вездеходу. Влезть на него было совсем не трудно, только руки сразу же запачкались гарью и ржавчиной. Но и вскарабкавшись на кабину вездехода, я не смогла заглянуть через стену, хотя вставала на цыпочки и даже подпрыгивала, рискуя провалиться сквозь проржавевшую крышу. Я спустилась вниз и вернулась к джипу.

– Ну и что же там такое? – спросила мать Евдокия, не поднимая головы от своего плетения.

– Еще не знаю. Сейчас я отцеплю трос и попробую забраться с его помощью.

Мать Евдокия хотела что-то сказать, может быть, посетовать на то, что из-за моего любопытства мы теряем время, но, взглянув на меня, раздумала и только молчала неодобрительно.

С крыши вездехода мне удалось зацепить крюком буксировочного троса железный штырь, к которому крепилась колючая проволока. Теперь мне надо было с помощью троса преодолеть каких-нибудь два метра высоты, и я довольно ловко это проделала. Взобравшись па стену, я выпрямилась, держась за железную палку, и посмотрела за стену.

Мать Евдокия была права: я увидела остатки палаточного города, почти целиком ушедшего под воду; только на узкой полосе земли, уже покрытой ползучими побегами дьяволоха, у той части стены, которая отделяла городок от дороги, стояли палатки. От самих палаток почти ничего не осталось – только клочья зеленого брезента на ржавых железных прутьях. Ветер гонял между ними мусор, закручивая его небольшими смерчиками. Тысячи чаек копались н грудах тряпья внутри бывших палаток, дрались из-за каких-то темных ошметков, взлетали и опять возвращались. Верхний край стены был довольно широк, и я пошла по нему, придерживаясь за проволоку, туда, где суетились чайки… Когда я вернулась к джипу, меня все еще продолжало выворачивать наизнанку, хотя весь сегодняшний рацион я выбросила из себя еще со стены. Как я отцепила трос и дотащила его до наших машин, я и сама не понимала.