Смягчающие обстоятельства

Прощаясь, он напросился к ней в гости и, дожидаясь назначенного дня, страшно волновался. Если раньше он ждал каждого телефонного звонка, то теперь боялся, что Мария передумает и отменит встречу.

Он не стал вызывать лифт и пошел пешком, опасаясь, что Марии не окажется дома. Когда дверь открылась, волнение не прошло, к нему добавились неловкость и скованность, которых он не испытывал даже при первом свидании.

Он неуклюже вручил Марии цветы, положил на стол фрукты и поцеловал в щеку, ощутив горький привкус.

— Ты как будто продолжаешь проведывать меня в больнице, — засмеялась Нежинская.

— Наверное, уже привык, — Элефантов старался никак не проявить волнения и неловкости. — Ты ничего не чувствовала вчера, да и сегодня с утра?

— Ничего, — непонимающе посмотрела она. — А что?

— Ужасно тосковал по тебе, просто выть хотелось. Задрать голову и выть по-собачьи…

Он уткнулся лицом в ее ладони, по одному целовал тонкие пальцы.

— Какой ты нежный, — как-то задумчиво сказала Мария. — Я давно тебя таким не видела…

— Ты никогда меня таким не видела. Я люблю тебя.

Этого он не говорил ни одной женщине, даже собственной жене. Чтобы избегать красивостей.

— Что? — она, очевидно, тоже не ожидала таких слов.

— Я люблю тебя.

Он привлек Марию, целовал щеки, лоб, глаза.

— Почему ты такая горькая?

Мария тихо засмеялась, и он уловил ответный порыв.

— Это косметическая притирка. Я же не думала…

Она не договорила.

Губы Элефантова вобрали привкус лекарства, и теперь горьким казалось все: нежная шея, трогательно худенькие ключицы, горькой была плоская чуткая грудь с большими коричневыми сосками, упругий живот, длинные гладкие ноги… Горькими были мягкие губы и быстрый горячий язык, и она, ощутив эту вернувшуюся к ней горечь, на миг отстранилась:

— Горькая любовь?

— Нет… Вовсе нет… — ему хотелось высказать все, что делалось на душе, но слов катастрофически не хватало. — Эта горечь — ерунда…

— Ты стал совсем другим… Такой ласковый…

— Господи, Машенька, как я в тебя влюбился…

— Через три года? — Мария смеялась.

— Да, через три… Я так мучился, переживал…

Первый раз он полностью исповедовался, наизнанку выворачивал душу, и ему совсем не было стыдно.

— Я же этого не знала.

«Конечно, не знала. А теперь знает. И все будет по-другому», — билась радостная мысль…

Принимая душ, Мария прихватила волосы резинкой, и они торчали вверх, как корона. Она ходила по комнате обнаженной, и Элефантов любовался ею, про себя удивляясь переменчивости восприятия.

— Знаешь, чем отличается любимая женщина от нелюбимой?

— Нет, — она выжидающе глянула ему в глаза.

— На нее приятно смотреть и после этого, — он сделал паузу. — А мне приятно смотреть на тебя.

Она села на диван, и он, как мечтал когда-то, положил голову на острые коленки.

— Будешь меня любить?

— Почему «будешь»?

Подразумевалось, что она уже сейчас любит, но Элефантову ее тон не показался убедительным.

— Будешь со мной?

Ставя вопрос по-другому, он все-таки рассчитывал получить более четкий и обнадеживающий ответ.

— Надеюсь.

Снова ему не понравилась неопределенность и нотки равнодушия в голосе.

«Просто ей надо ко мне привыкнуть, — решил он. — А для этого требуется время».

Уходить не хотелось. Элефантов долго прощался в прихожей, оттягивая момент, когда надо будет открыть дверь и захлопнуть ее за собой.

— Все было хорошо? — спросил он напоследок.

— Да, спасибо, ты молодец.

— Тебе спасибо.

Замок щелкнул, и Элефантов побежал вниз по лестнице. Все его существо пело, только в глубине души чувствовался неприятный осадок: на простыне он заметил несколько постыдных пятен — следы своего предшественника. Или предшественников?

Ну, ничего не поделаешь, жизнь есть жизнь… Сейчас его совершенно не интересовали ее взаимоотношения со Спирькой, Астаховым, Эдиком. Все это в прошлом!

Прыгая через три ступеньки, он выбежал на улицу. Возле подъезда стоял светлый «Москвич» 12-27 КЛМ. И хотя Элефантов понимал, что это совершенно не нужно, несолидно и даже глупо, он не удержался и показал ему кукиш.

Упругим, пружинящим шагом Элефантов шел по сказочному, раскинувшемуся на огромной зеленой равнине городу. Городу счастья из мечты своего детства. Он чувствовал себя молодым, бодрым, стремительным. Кровь играет, сила бьет через край. Сейчас он может бежать без устали несколько километров, прыгнуть на асфальт со второго этажа, драться один против троих, пробить голым кулаком стену в полкирпича!