Sex в большой политике

Если бы я была статусной единицей, я бы переняла у ВВП отсутствие трепета к соблюдению протокола в отношении к собственной персоне. Помню, на одном приеме мне позарез нужно было перекинуться с президентом парой фраз. Но выстаивать очередь, как за финскими сапогами в советском ГУМе, мне не хотелось. Дождалась, когда он уже направился к выходу, и окликнула. По правилам я должна была обежать – тртртр! – весь зал и оказаться перед ним на дорожке:

– Здравствуйте, Владимир Владимирович!

А не окликать.

Президент замер. В старых фильмах так замирал от предательского выстрела в спину главный герой. Потом медленно оборачивался, удивленно и укоризненно смотрел в камеру и падал на сырую землю. Путин тоже медленно обернулся, но не упал, а подошел. Это неплохо. Так же, как и умение отзеркаливать собеседника. И под обаяние этих приемов попадает бешеное количество народу. Каждый, расставаясь с президентом, уверен, что президент – душка, согласен с ним на все сто. А потом начинаются странные события. Но это потом, позже.

На инаугурации я смотрела на ВВП и думала, как же ему, бедному, тяжело. Эта имитация вхождения на престол, эта коронационная дорожка, а двигается по ней обыкновенный человек, который не воспитывался как царь и не был даже политиком. Он же не Никита Михалков, который сел на коня и поскакал, весь из себя Александр Третий. Наверняка ему намного легче было вести заседание правительства, чем пройти эти несчастные метры по этой несчастной дорожке под грохот имперской музыки. И чувствовать, как люди втягивают ноздрями воздух: идет от тебя запах власти или нет. От Путина он не шел.

С Ельциным не требовалось напрягать обоняние, чтобы уловить не запах – могучий монарший дух, шедший от него. Есть известная байка, как Борис Немцов, будучи фаворитом президента и губернатором, катал Бориса Ельцина по Волге. И тот, задумчиво глядя на широкую речную косу, обронил:

– Не зна-а-аю, как поступить с островами.

– Причалить и позагорать, Борис Николаевич!

– Да не с этими... с Курильскими.

Или слушает-слушает и вдруг говорит: «Что мне делать со смертной казнью? Столько проблем... Этот „Совет по помилованию“... То ли миловать, то ли не миловать... я не зна-а-ю». Царь мучается – лишить человека жизни или нет. Здесь на закон не сошлешься. Это собственное решение: взять на себя ответственность за жизнь человека. Или за его смерть. Такое внутреннее страдание! При чем тут я со своей ерундой? Какой-то малый бизнес...

Я не помню своих бесед с Борисом Николаевичем. С Владимиром Владимировичем помню, а с Ельциным – нет. В присутствии Ельцина я сразу терялась и цепенела. Как бандерлог перед Каа. Вот сейчас проглотит, а ты все равно двигаешься прямо в пасть. Уникально общался с президентом Немцов. У него становился такой же слегка выпученный остановившийся взгляд, и этим взглядом Каа-маленький, покачиваясь, вперивался в Каа-большого и медленными тяжелыми фразами вкладывал что-то в голову. У меня так не получалось: «А в Италии большая часть предприятий – маленькие! А страна богатая!» – «Зна-а-аю... будем думать». И все. Конец связи.

Мастер-класс

Борис Николаевич – явление уникальное. Классический подвид хомо сапиенса, который я бы назвала «политическое животное». Всем своим поведением Б.Н. наглядно доказывал: политик – это не человек, который много знает. Политик – человек, который ощущает историю страны как свою жизнь, на уровне позвоночника, на уровне инстинкта самосохранения. Ельцину это было дано. Он чувствовал нить истории. Но могучее чутье не поддерживалось таким же могучим знанием, и поэтому он наломал столько дров.

Он был самодержец, но не тиран. У тирана нет воображения. У Ельцина оно было, и он умел делать «загогулины». Я развила бурную активность в качестве председателя Госкомитета по малому бизнесу и начала с романтическим пылом двигать сокращение лицензирования, упрощение процедуры выдачи сертификатов, доведенной до предельного абсурда: сертификаты требовали на все, вплоть до длины носков. Понятно, что это была всего лишь форма не слишком и завуалированного бюрократического рэкета, и, добиваясь отмены, я забирала у министерств функции, на которых они делали деньги. Все коллективно приняли решение, что пора меня убирать. А Ельцин раз в месяц что-то вещал в эфире на актуальную тему. И вдруг в очередном своем радиомонологе он говорит, что малый бизнес надо развивать и Хакамада – молодец! – делает полезную работу. Шипенье в Белом доме тут же стихло. На ближайшем приеме президент, довольный, спросил: