59  

— По крайней мере, вы откровенны.

— А чего стесняться? Я знаю, какие девушки вам нравятся. Не скромные, это уж точно. Молоденькие, красивые. Но не дурочки и не бездельницы. Те, которые могут вам помогать. В работе, устраивать приемы, светские рауты. Я, к примеру, разбираюсь в винах и виноделии. Могу и секретарем работать. Я много чего могу. А еще я красивая!

— Михаил, как? — посмотрел на него Воронов. — Возьмешь девушку в секретари?

— Возьму!

— А в жены?

— Надо подумать, — улыбнулся он.

Вошел Зигмунд с подносом, и Ника замолчала. Аппетитно запахло специями.

— Зигмунд, мы выяснили, зачем Ника здесь, — сказал хозяин, когда сомелье клал ему в тарелку кусочек барашка. Тот вздрогнул.

— Дмитрий Александрович шутит, папа, — сказала та. — И я пошутила. А вы и поверили? Ха-ха! Скажите, а колье и в самом деле мое?

— Ну, ты же его честно выиграла в покер.

— Но оно же такое дорогое!

— Сам виноват: нельзя недооценивать противника. Мы же ставили колье против твоих серег.

— Но серьги-то копеечные!

— Но для тебя-то они ценные?

— Да. Очень. Это подарок, — тихо сказала Ника.

— Значит, все правильно. Мы поставили на кон вещи равноценные. Ты честно выиграла колье. Владей!

— Спасибо! — Ника нежно погладила лежащие на шее камни. — Красивое. Это вашей покойной жены, да?

Воронов помрачнел. «А вот этого не надо было говорить».

— Печеный картофель? — подскочил с подносом Зигмунд. — По особому рецепту моей жены.

— Клади, — мрачно сказал хозяин.

И замолчал. В каминном зале сразу же стало неуютно. Под потолком напрягся амур, опасаясь за свое оружие, не раз проверенное в деле: стрела летела мимо Цели. Но, может быть, все еще можно исправить? За десертом разговор шел вяло, Ника поняла, что сделала ошибку, и пыталась это исправить, но тщетно. Тем не менее после ужина Воронов предложил ей осмотреть коллекцию вин.

— С удовольствием! — ответила девушка и вскочила.

Поскольку его не позвали, он поднялся наверх и постучался в спальню Елизавет Петровны, как и обещал. К его удивлению, та не открыла. Нажал на ручку и увидел, что дверь не заперта. Елизавет Петровны в комнате не было. Он решил подождать у себя, когда она вернется. Прилег на кровать и не заметил, как задремал.

Пиво

Разбудили его голоса в коридоре. Машинально посмотрел на часы: около одиннадцати. Но, похоже, что этой ночью никто в замке и не собирается спать. Он прислушался: разговаривали мужчины. Потом голоса затихли, и он сообразил, что мужчины либо поднялись на третий этаж, либо спустились вниз.

Выскочил из спальни и побежал к лестнице. Вниз или наверх? Наверх! Один голос принадлежал Таранову, а тот собирался на смотровую башню.

Едва поднялся на третий этаж, как вновь услышал голоса мужчин. Они стояли на площадке перед лестницей, ведущей на чердак. Смотровая башня находилась в другом крыле. Судя по плану, похожее на шахматную ладью сооружение было обращено окнами-бойницами к деревне. С башни все, что там происходило, было как на ладони, особенно если вооружиться биноклем. Не туда ли собираются мужчины?

Один из них был Таранов, а второй голос принадлежал… Зигмунду! Разговор между ними был напряженный.

— Чего ты от меня хочешь? — зло спросил Таранов.

— Я? Ничего не хочу!

— Тогда зачем она здесь? Вы что, решили меня шантажировать?

— Но…

— Я с вами расплатился! Какие претензии?

— Никаких, но…

— Я тебя не сразу вспомнил. Только когда увидел девчонку. Предупреждаю: меня на такие дешевые штуки не купишь.

— Она так просила…

— Напрасно она сюда заявилась, — сердито сказал Таранов. — Если денег хотите подзаработать — это одно. Да и то сказать, я за сводничество много не плачу.

— Какое сводничество? — отчаянно сказал Зигмунд.— Она хорошая чистая девочка!

— Ха-ха! — рассмеялся Таранов. — Кому-нибудь другому расскажи! Я передумал: вообще ничего не заплачу.

— У вас совести нет!

— Слушай, папаша…

Видимо, Таранов применил силу, потому что Зигмунд захрипел. Он дернулся было, решил вмешаться, но потом передумал. Интересно дослушать разговор. Да и Таранов Зигмунда вскоре отпустил. Но заговорил угрожающе:

— Ты перестарался. Отстаньте от меня, слышишь? Я не выношу, когда мне навязываются. Урезонь свою рыжую сучку, иначе…

Зигмунд застонал от отчаяния. Его дочь оскорбили! Его обожаемую Нику! Но Таранову было наплевать.

  59  
×
×