Эти препятствия казались мне непреодолимыми. Однако Летиция сбежала вниз, даже не пытаясь прятаться.
— Кто там, на посту? — спросила она, вглядываясь в темноту.
И я хлопнул себя крылом по лбу. Вечно я всё усложняю, упуская из виду какие-то совершенно очевидные обстоятельства.
Конечно же, Ерша давно сменили! У карцера караулит другой часовой, у которого нет причин относиться к корабельному врачу с опаской.
Дальнейшее сразу перестало казаться мне трудно осуществимой авантюрой.
— Это я, Мякиш, — донеслось снизу. — Что, сынок, не спится?
То был самый старый из матросов, добродушный и рассудительный «дядя Мякиш» — так его звали все, даже офицеры. Славный малый, честный и простой. Всю жизнь проплавал он по морям: в мирные времена ловил треску и ходил в торговые экспедиции, в военную пору становился корсаром.
Он повернул лампу. Жесткое, насквозь просоленное лицо сияло беззубой улыбкой. Летиция была скрыта темнотой, ничто не мешало ей с размаху ударить Мякиша рукояткой пистолета в лоб. Но она этого не сделала.
— Это ты, дядя Мякиш? — пробормотала девочка растерянно.
И я понял, что бить часового по голове она не станет. Ни за что на свете — даже ради спасения лорда Руперта. Если б на посту стоя! кто-то несимпатичный, рука Летиции бы не дрогнула. Но наброситься на старину Мякиша, который смотрит на тебя с доверчивой улыбкой? Я бы тоже не смог. Есть вещи, через которые приличный человек (или попугай) переступить не в состоянии.
— А кто тебя сменит? — спросила Летиция.
— Почем мне знать? Это еще не скоро будет, на рассвете. Я только заступил. Ничего, я старый, у меня бессонница. А ребята молодые, пусть подрыхнут.
Она молча посмотрела на Мякиша, потом передернулась и отвела взгляд.
— Чего трясешься, сынок? Часом не подхватил лихорадку? Говорят, Форт-Рояль этот — гиблое место, — заботливо сказал Мякиш.
План побега рассыпался в прах — это было очевидно и мне, и Летиции.
— …Нет. Продрог на ветру. Что англичанин? Часовой захихикал и прижался ухом к двери.
— А вот поди-ка, послушай. Похоже, свихнулся. Все болбочет чего-то. Жалко, я по-ихнему не понимаю.
Из карцера, действительно, доносился негромкий голос. Мы тоже приложились к створке — Летиция наверху, я внизу.
— …Я не сделаю вам дурного, мисс, — услышал я. — Слово джентльмена. Напротив, я так благодарен вам за то, что вы явились из ниоткуда скрасить мое одиночество. Доверьтесь мне. Вот моя рука. Я не злоупотреблю вашим доверием. Мы с вами в этом мрачном мире одни, так давайте держаться друг друга…
Я прижимался к ноге Летиции и вдруг почувствовал, что девочка дрожит. Неужели в самом деле продрогла? Это в плаще-то? Да и ночь совсем не холодная.
— Мне нужно осмотреть пленника, — сказала моя питомица, отодвигаясь от двери. — Капитан волнуется. Из-за выкупа.
Добродушный Мякиш без лишних слов отодвинул засов.
В слабом свете подвешенной к потолку лампы нам предстало необычное зрелище.
Лорд Руперт стоял на одном колене и, учтиво приложив руку к груди, вел беседу с небольшой крысой, которая сидела на канатной бухте и зачарованно внимала ласковым речам. Уж не знаю, как капитан Грей определил пол зверька, но, полагаю, в таких вопросах его светлости можно доверять.
Увидев Летицию, крыса сердито фыркнула, ощерила зубки и выскочила наружу.
Смущенный лорд Руперт поднялся на ноги.
— Она проскочила в дверь, когда вы уходили. Надеялась полакомиться пенькой, а вместо этого стала объектом моих домогательств. Думаю, еще минута-другая, и она подала бы мне лапку.
Я-то в этом не сомневаюсь. У Грея большой опыт завоевания женских сердец. Не устояла бы перед ним и остромордая мисс.
Летиция закрыла дверь.
— Я вытащу вас отсюда, — тихо сказала она. — Я дала слово, и я его исполню. Вот пистолет. Когда откроется дверь оглушите часового. К корме привязан баркас. Мы уплывем в Форт-Рояль или куда пожелаете!
Он взвесил в руке оружие и вернул его обратно.
— Я очень признателен вам. Но у меня принцип: я не причиняю зла людям, которые не сделали мне дурного.
Девочка рассердилась, хотя только что сама не смогла напасть на дядю Мякиша.
— Не говорите глупостей! Он стоит на пути к вашей свободе!
Лорд Руперт рассудительно заметил:
— Если начнешь истреблять всех, кто стоит на твоем пути, в конце концов останешься на свете один