Сокол и ласточка

Она взяла свой сундучок, в котором что-то звякнуло, и пошла дальше по набережной, а я летал над нею кругами, растроганный до слез (вообще-то попугаи от чувств не плачут, сентиментальной слезливости я научился у людей). Чем бы мне тебя отблагодарить, щедрая чужестранка, думал я.

Молодая женщина шла по каменным плитам решительным и твердым шагом, глядя прямо перед собой. Вдруг я заметил, что прохожие, завидев ее, останавливаются. Некоторые перешептывались, другие даже показывали пальцем — она ничего этого не замечала, погруженная в свои мысли.

И тут я понял, в чем дело. Платье, шелковое платье!

Согласно королевскому эдикту, призванному защитить французские мануфактуры, носить одежду из привозного шелка строго-настрого возбранялось. С нарушителей указа предписывалось прилюдно сдирать запрещенный наряд и взыскивать огромный штраф, а неспособных к уплате заточать в тюрьму.

Девушка несомненно прибыла в страну совсем недавно и не знает, какой подвергается опасности. Нужно ее предупредить, пока какие-нибудь завистники (а скорее завистницы) не наябедничали страже.

Я опустился спасительнице на плечо и рванул клювом узорчатый рукав так, что ткань затрещала. Казалось бы, смысл моего поступка был предельно ясен: скорее переоденься!

Но она, увы, не поняла.

— Кыш! — вскричала она, сбросив меня. — Дура неблагодарная! Ну вот, дырка!

Я летал вокруг нее и кричал, она грозила мне кулаком. Со всех сторон пялились зеваки, привлеченные необычным зрелищем.

Кто-то из женщин, добрая душа, крикнул:

— Мадам, коли вам охота форсить, носите шелк, когда стемнеет! Все так делают!

Но медноволосая не поняла или не расслышала.

В любом случае было уже поздно. Через толпу проталкивался одноглазый человек в засаленном синем кафтане с красными отворотами. Люди неохотно перед ним расступались.

Я знал его — много раз видел на улице. То был сержант городской стражи по прозвищу Кривой Волк, грубиян и мздоимец, каковыми изобилует полиция всех известных мне стран.

— Нарушение эдикта тыща семисотого! — завопил он и схватил девушку на руку. — Попалась, киска! Сейчас сдеру твою китайскую гадость и заголю тебя всем на потеху, будешь знать!

Само собой, делать этого он бы не стал, ибо зачем же портить дорогую вещь, которую потом можно втихую продать. Вымогатель хотел лишь запугать свою жертву, чтобы «конфисковать» платье, а заодно слупить отступного.

— А ну марш за мной в караулку, дамочка!

Он потянул ее за собой. И здесь случилось нечто совершенно поразительное. Вместо того чтоб идти за стражником либо упираться, вместо того, чтоб возмущаться или молить о снисхождении, барышня повела себя исключительно не по-женски.

Сначала она двинула сержанта носком острого башмака по голени. Через нитяной чулок удар должен был получиться весьма чувствительный — Кривой Волк заорал и выпустил пленницу. Воспользовавшись тем, что рука освободилась, девушка двинула служителя закона кулаком в нос, расквасив его в кровь. А в заключение стукнула полицейского сундучком по лбу. Раздался гулкий металлический звук (уж не знаю, от лба или от сундучка), и обомлевший стражник шлепнулся на задницу.

Такая сноровка в драке сделала бы честь любому забияке из матросского кабака.

— А вы что смотрите?! — возмущенно обратилась победительница к зрителям. — На ваших глазах нападают на даму, и никто не заступится! И это галантные французы!

Топнув ногой, она пошла дальше. Зеваки молча смотрели ей вслед. Лица у них были испуганные.

Нанесение побоев королевскому стражнику при исполнении обязанностей — преступление нешуточное, ту г штрафом не отделаешься.

Но бедная храбрая барышня не ведала, в какую скверную историю попала. Сержанта она приняла за обычного уличного приставалу или незадач-л иного грабителя.

А он меж тем начинал приходить в себя.

— Ка… Ка… Караул!!! — прохрипел Кривой Волк. — Помогите мне встать! Вы видели? Все видели? Я ранен. Сюда, ко мне, бездельники!

Эти слова были обращены к двум полицейским солдатам, спешившим на шум от ворот. Плохо дело!

Я полетел догонять ту, над чьей головой сгустились грозовые тучи. Ей следовало как можно скорей покинуть пределы города, иначе не избежать ареста и заточения в каземат Ворчливой башни.

Не оглядываясь на крики, она подошла к трехэтажному дому господина Лефевра, толкнула тяжелую дверь и вошла. Как я ни торопился, как ни махал крыльями, но влететь за девушкой не успел только с разлету стукнулся о дубовую створку.