48  

Марина вдруг открыла глаза.

– Где мы сейчас? – она огляделась по сторонам. – Останови.

Сайд затормозил. «Фиат» прижался к бордюру мостовой.

– Я выйду, – Марина нажала ручку и выбралась из машины. – А ты поезжай, Сайд, – сказала она, заглянув в салон, и захлопнула дверцу.

«Фиат» быстро исчез. А Марина еще какое-то время стояла на пустынной ночной мостовой, приводя в порядок мысли и чувства, – Все, – наконец тихо произнесла женщина, – мне пора уезжать из этого города и из этой страны. Моя работа закончена.

Остановив такси, Марина доехала до своего отеля, быстро поднялась в номер. Такси стояло у входа, дожидаясь пассажирку. Портье помог вынести кожаный чемодан и загрузить его в багажник.

Через час Марина уже покачивалась в вагоне поезда, который направлялся из Рима в Испанию. Она не боялась, что на границе к ней смогут придраться: ее паспорт был настоящий. И она позволила себе поспать.

Дальнейшее тоже не вызывало каких-либо опасений или сомнений: из Испании она позвонит полковнику, который к тому времени будет уже знать, что задание выполнено и Аль-Рашид мертв. И вторую часть своего гонорара она сможет получить в любом испанском банке, ведь перевести деньги – даже самую крупную сумму – из страны в страну не составляет никакого труда.

Глава 9

Оперировал Ирину Быстрицкую один из лучших специалистов клиники доктора Хинкеля хирург Густав Фишер. Это был очень известный хирург-гинеколог, автор многочисленных статей и книг, имеющий богатую практику. Внешне этот лысый дородный мужчина с круглым лицом, с каким-то детским румянцем на круглых щеках и веселыми глазами меньше всего походил на хирурга. Можно было подумать что угодно – что он кондитер, бармен, рекламный агент, книготорговец…

Даже Глеб Сиверов, столкнись он с доктором Фишером в ресторане или на ипподроме, или в музее, даже он, довольно прозорливый человек, умеющий наблюдать за людьми, анализировать их поведение и по очень мелким деталям определять характер и род занятий, даже он, Глеб Сиверов, вряд ли догадался бы, что Густав Фишер – хирург.

Да, доктор Фишер абсолютно не был похож на хирурга. В первую очередь, в заблуждение вводили руки: у него были широкие массивные ладони и короткие толстые пальцы. Трудно было представить такие руки держащими тонкий хирургический инструмент. Но почему-то несоответствие внешности доктора Фишера и его профессии вселило в Глеба доверие к хирургу. Глеб, тревожившийся, сможет ли Ирина родить ребенка, почувствовал уверенность в благополучном исходе операции.

Владелец клиники предложил богатому клиенту, если тот желает, присутствовать в смотровом зале и следить за ходом операции. Глеб поблагодарил, но отказался:

– Нет, нет, господин Хинкель, лучше я подожду на улице.

– Что ж, пожалуйста, можете погулять в нашем маленьком саду.

Клаус Хинкель явно поскромничал, назвав сад маленьким. И Глеб, гуляя по чисто выметенным тропинкам ухоженного сада, скоро смог убедиться, что под сад отведено около шести гектаров земли. Он, как и вся территория клиники, был обнесен решетчатым забором, Глеб прогуливался, вдыхал влажный воздух, пропитанный запахами травы и близкого Женевского озера. Глебу было хорошо здесь, среди тишины и свежести, природа навевала умиротворение, тревоги улетучились.

Часа через полтора в сад вышла миловидная девушка в накинутом на плечи пальто, из-под которого выглядывал край голубого халата, и вежливо попросила Глеба подняться в кабинет доктора Хинкеля. Сиверов очень спокойно поинтересовался у девушки, закончилась ли операция и известен ли ее исход.

Девушка улыбнулась.

– Господин Каминский, доктор Густав Фишеродин из лучших хирургов в нашей клинике и, может быть, даже во всей Швейцарии. Так что я бы на вашем месте за благополучный исход операции не волновалась. К тому же, если бы произошло что-то неординарное, хирург сам бы вышел к вам, так у нас принято.

– Ну что ж, спасибо.

Доктор Хинкель, увидев Глеба, входившего в его просторный светлый кабинет с цветами на подоконниках, поднялся из-за стола и, подойдя к Сиверову, неторопливо и обстоятельно стал объяснять, что да как, но потом спохватился и, прикоснувшись к руке Глеба, сказал:

– Извините, господин Каминский, по-моему, я увлекся и посвящаю вас в такие подробности, которые, Скорее всего, интересны и понятны профессионалам.

– Да, мне хотелось бы узнать суть.

  48  
×
×