Три мешка хитростей

– Но почему он не сбежал, отчего дал себя посадить? – спросила я.

– А ты подумай, – вопросом на вопрос ответил Олег, – поразмысли над одной интересной деталькой… Ну отчего милейший Ярослав во время следствия не произнес ни слова? По какой такой причине изображал немого? И отчего без памяти любящая мужика Ольга Зверева отказалась прийти к нему на свидание, не носила передачи и не явилась на суд? Странное поведение для дамы, обожавшей любовника, не правда ли… И откуда профессор Чепцов, милейший, талантливейший человек, взял деньги на создание своей клиники? Кто дал их ему и за какие услуги?

– Поняла!!! – заорала я, подскакивая на стуле. – Поняла! Сироткин не Сироткин, а Рюриков…

– Умница, – похвалил муж, – дошло наконец!

– Мне, мне объясните, – нервничала Томочка, – какой Сироткин, ничего не понимаю!

– Яков Петрович, – вздохнула я.

– Скорей всего весь план придумала Ольга Леонидовна Зверева, – сообщил Олег.

Феликс Ефимович Чепцов давно мечтал о собственной больнице, и Ярослав Рюриков, любовник Ольги, дал ему весьма крупную сумму для осуществления мечты, поставив некоторые условия. Профессор изменит ему в нужный момент внешность, вернее, «обменяет» ее. Сделает Рюрикова похожим на Якова Сироткина, а Якова Сироткина – на Рюрикова.

– Зачем? – изумилась Тамара.

– Яков Сироткин – уголовник со стажем, – пояснил Олег, – ему сидеть не впервой.

После последней отсидки мужик решил не возвращаться к матери, а бомжевал у метро, где его и увидела Зверева. Ольга Леонидовна подивилась небольшому сходству грязного бродяги с ее любовником и спокойно прошла мимо. Но уже на следующий день зазвала мужика к себе, велела вымыться, дала одежду… В голове ее оформился план. Феликс Ефимович филигранно провел операцию. В ней, кроме Ольги, было задействовано еще два человека, которым профессор доверял безоговорочно. Единственное, о чем все забыли, так это о девушке-видеооператоре, молоденькой Полине, которая записывала операции на пленку. Она и запечатлела процесс превращения Рюрикова в Сироткина.

Переделанный «Ярослав» преспокойненько сидел дома и ждал ареста.

– Зачем? – вновь изумилась подруга.

– О господи, – вздохнул Олег, – ну не хотел настоящий Ярослав находиться в бегах и вздрагивать при виде любого милиционера. А так суд состоялся, срок дали, про Рюрикова все забыли, Якову выдали вполне хорошую сумму, на которую тот собирался жить после отсидки. А Ярослав, получив фамилию Сироткин, занялся торговлей продуктами и весьма преуспел в данном бизнесе, вновь стал обеспеченным человеком, не таким, естественно, как во время аферы с «Просторами», но вполне и вполне денежным. Он ничего не опасается. У закона к отсидевшему уголовнику, твердо вставшему на путь исправления, нет никаких претензий. И потом, возьми современных коммерсантов и поройся в их недалеком прошлом… Да у девяти из десятка за плечами криминальные дела…

Со стороны настоящего Сироткина тоже все спокойно. Чтобы мать Якова, Клавдия Васильевна, не поднимала шума и не искала сына, ей сначала позвонили от лица начальника колонии, а потом отправили извещение о смерти.

– И где они его взяли? – спросила я.

Олег нахмурился:

– Деньги могут все, а в Главном управлении исполнения наказаний тоже имеются жадные людишки. Купили они бланк с печатью – и все дела.

Потекли годы. Один торговал продуктами, другой мотал срок. Но бывший владелец «Просторов» не бросил своего «двойника», поговорил, с кем надо, и Лжерюрикова перевели в Москву, на поселение. Впрочем, претензий к нему у лагерной администрации не было. В колонии мужик встретил Валентину Загораеву, женился, купил квартиру и обрел свое маленькое счастье. Валя оказалась тем человеком, ради которого Лжерюриков был готов вести нормальный образ жизни, он даже подал прошение об условно-досрочном освобождении. Решил пойти столяром на мебельную фабрику, родить сына, словом, жить нормально, преступать закон он больше не желал. Кстати, Лжерюриков совсем не злой мужик, он искренне любит свою мать и при первой же возможности начинает посылать ей деньги, придумав сказочку о совестливом хозяине «Просторов».

– Интересно, – протянула я, – а как же вышло, что Яков остался по-прежнему прописан у бабы Клавы?

Олег хмыкнул:

– То ли еще бывает! Клавдия Васильевна никакого свидетельства о смерти сына не получала. Она женщина простая, малограмотная и твердо была уверена, что бумажка, присланная из колонии, заменяет все документы. В загс она не ходила, в паспортный стол тем более… Вот и остался Яков, по документам, прописанным у матери. Кстати, Сироткин, ставший Рюриковым, просто купил себе квартиру, а прописываться в ней не стал. Теперь такое возможно, это в советские времена требовалось оформить документы в две недели, а сейчас… И потом в паспорте у него была уже московская прописка, так что Яков ничем не рисковал. Тысячи москвичей имеют прописку в одном месте, а живут совсем в другом, и никого сей факт не угнетает!