Три мешка хитростей

– Как вы узнали? – начала я и прикусила язык.

Похититель закашлялся:

– Нехорошо, ой, нехорошо, ну-ка, выйди за дверь да возьми коробочку.

– Какую?

– Иди, иди…

Он опять бросил трубку. Я осторожно выглянула на лестницу и увидела пачку из-под сигарет «Ява». Не понимая, зачем ее здесь положили, я открыла крышечку. Внутри лежала какая-то странная желтоватая полоска. Я прошла на кухню и вытряхнула ее на стол. В ту же секунду из моей груди вырвался вопль ужаса. На хорошенькой клееночке в бело-розовую клетку, на этой милой, очень приятной клееночке, лежал человеческий палец, скорей всего мизинец, крохотный и жалкий.

Телефон вновь заорал.

– Нашла? – деловито осведомился голос.

– Да, – промямлила я.

– Видишь, что бывает за непослушание, – спокойно объяснил негодяй, – еще хорошо, что не успела договориться с ментами, или ошибаюсь?

– Нет, – пролепетала я. – Там никто трубку не снял.

– Имей в виду, – абсолютно равнодушно вещал мой собеседник, – если опять в ментовку обратишься, конец девке придет! Да сразу убивать не стану, начну по частям присылать: сначала пальцы, потом уши, затем ноги, руки, голову. Недели за две целиком соберешь для похорон! Дошло?

Не в силах сказать ни слова, я, совершенно забыв, что мерзавец меня не видит, закивала в ответ.

– Ага, – констатировал тот, – дошло!

– Послушай, – наконец собралась я с мыслями, – но такую сумму за один день не набрать!

– Сроку десять дней, – рявкнул мужик, – больше болтать с тобой не стану. Одиннадцатого числа, ровно в девять утра, позвоню и скажу, куда тащить баксы. Не принесешь, пеняй на себя.

Не успела я выдавить хоть слово, как похититель отсоединился.

Во внезапно наступившей тишине четко стало слышно, как стучат часы в какой-то из комнат. Тик-так, тик-так, тик-так…

Как все дети алкоголиков, я почти с младенчества была предоставлена самой себе. Никого не интересовало, что я ем и где провожу время. Беспризорного ребенка может обидеть каждый, и к шести годам я научилась ловко драться, ругаться матом и никогда не давала себя в обиду. Когда мне исполнилось семь лет, папеньку посадили за кражу и моим воспитанием занялась мачеха Раиса, она тоже пила, но не каждый день, а запоями, поэтому жить с ней оказалось намного легче. Следовало только соблюдать несколько простых правил: не спорить с бабой, не мешать ей спать и, как только она, покачиваясь, входит в дом, моментально убегать на улицу. Впрочем, Раиса относилась к падчерице хорошо и трезвая никогда не обижала. Я искренне благодарна ей за все.

Неизвестно, что выросло бы из маленькой девочки, усвоившей с детства звериные повадки, но в первом классе меня посадили за одну парту с Тамарой Поповой, дочерью вполне благополучных и более чем обеспеченных родителей. Мы мгновенно подружились, и я стала постоянной гостьей в их огромной шикарной квартире. Отец и мать Томочки стали для меня вторыми, а вернее, первыми, настоящими родителями. Много сил положили они на то, чтобы научить подругу дочери самым элементарным вещам: есть при помощи ножа и вилки, чистить зубы, разговаривать нормальным русским языком без постоянного употребления нецензурного словечка «бля». Дядя Витя и тетя Аня не побоялись, что маленькая беспризорница дурно повлияет на их Тому. Это они сделали меня такой, какова я есть, и, естественно, после смерти Раисы и трагической гибели родителей подруги мы поселились с Томусей вместе, а я бросила институт, чтобы зарабатывать на хлеб насущный.

Сейчас, глядя на меня, трудно представить, каким волчонком я была в раннем детстве, и, честно говоря, та наглая, злобная девочка давно не напоминает о себе. Но иногда в минуту опасности во мне вновь просыпается прежняя Вилка. Та, которая отбилась от стаи напавших на нее бродячих собак, решивших отнять у ребенка бутерброд с колбасой. Вместо того чтобы кинуться бежать, рыдая от ужаса, я стала швырять в стаю все, что попадалось под руку: камни, палки, куски грязи и орать диким голосом: «Пошли на… сволочи, гниды!» Не ожидавшие такого поведения собаки разбежались, а я преспокойно доела свой бутерброд. Потом произошел еще более страшный случай.

Возле нашей хрущобы как раз возводили новую пятиэтажку. Нечего и говорить о том, как стройка манила к себе всех ребят из окрестных дворов. Несмотря на строгий запрет, дети пролезали через забор и играли в недостроенном здании. Естественно, я от них не отставала и однажды провалилась в гигантскую яму, узкую и глубокую, невесть зачем вырытую в подвальном помещении. Могла ли я самостоятельно выбраться из этого «пенала» с гладкими стенами? Сначала я кричала так, что сорвала голос, но время подбиралось к десяти вечера, другие дети давным-давно поужинали и преспокойно глядели телевизор. Искать меня никто не собирался, папенька валялся пьяным, а Раиса еще не вернулась с работы. Она пристроилась печь батоны на хлебозавод и угодила в ночную смену. К тому же была пятница, и до понедельника в подвал никто не придет. Поняв, что помощи ждать неоткуда, я перестала визжать, призадумалась, потом вытащила из кармана платьица красный пластмассовый совочек и принялась проковыривать в земляных стенах ступеньки. Пару раз я скатывалась вниз, уже почти добравшись до самого «выхода», но в конце концов около пяти утра, грязная, с обломанными ногтями и размазанной по лицу глиной, выбралась наружу. Дома папенька, естественно, надавал мне тумаков за испорченное платье и велел идти искать потерянные сандалии. Я сбросила обувь в яме, потому что босыми ногами было сподручнее цепляться за «ступеньки». Когда это случилось, я еще не ходила в школу, мне только-только исполнилось шесть лет.