Три мешка хитростей

– Кто там? – донесся тоненький голосок.

Я обратила внимание, что панорамный глазок также расположен не на совсем обычном уровне, и ласково ответила:

– Деточка, позови папу, скажи: тетя из больницы пришла.

Дверь распахнулась, и мой взор уперся в щуплого подростка, едва ли достигшего двенадцати. Но в отличие от большинства детей, находящихся в славном подростковом периоде, этот был одет в аккуратно отглаженные брюки и светлую рубашечку «поло». Голова мальчика радовала глаз хорошей стрижкой, к тому же от него исходил аромат парфюма «Шевиньон». На мой взгляд, слишком дорогого одеколона для школьника. Не так давно кто-то подарил Олегу на день рождения этот одеколон, и я сразу узнала изумительный запах.

– Папа дома? – повторила я.

– Вам кого? – пискнул мальчонка.

– У тебя несколько пап?

– Мой отец скончался десять лет тому назад, – довольно резко ответил школьник.

– Ой, прости, пожалуйста, – испугалась я, – ей-богу, не хотела сказать ничего плохого! Будь другом, позови Николая Евгеньевича, скажи, из клиники Чепцова пришли.

– Это я, – преспокойненько заявил ребенок.

– Как это «я»?

– Федотов Николай Евгеньевич перед вами.

В крайнем замешательстве я поступила совершенно по-идиотски. Ткнула в лилипута пальцем и захихикала.

– Вы? Быть того не может.

– Отчего же? – спокойно ответил Федотов. – Некоторые люди рождаются такого роста, маленькие.

В ту же секунду мне стало стыдно.

– Простите, бога ради!

– Ничего, – улыбнулся Николай Евгеньевич, – честно говоря, реакция у всех одинаковая. Один раз стюардесса не хотела в самолет пускать: «Мальчик, ты куда без мамы?»

И он расхохотался. Я невольно улыбнулась, надо же, какой милый и, кажется, без всяких комплексов. Редкий случай, потому что, как правило, люди, имеющие физический недостаток, часто оказываются злыми и неприветливыми.

– Так что не мучайтесь, – хихикал хозяин, – мне даже лучше, когда за ребенка принимают.

Вымолвив эту фразу, он побежал по коридору, я за ним. Мы влетели на кухню, которая выглядела как домик Барби: низенькие стулья, невысокий стол, кухонные шкафчики, фактически стоявшие на разделочном столе, и мойка. Диссонанс в обстановку вносили плита и холодильник, казавшиеся возле «кукольной» мебели огромными, неуклюжими монстрами. Рядом с рефрижератором виднелась скамеечка. Похвальная предусмотрительность: без подставки он небось не достанет до морозильника.

– Почему вам лучше, когда за ребенка принимают?

Николай включил чайник.

– В цирке работаю, акробатом. А теперь представьте. Выходит на арену десятилетний паренек и начинает удивительные штуки выделывать! Знаете, тело, как и мозг, развивается не сразу. То, что я в свои двадцать пять могу, малышу просто не по силам, физически. Только шпрехшталмейстер…

– Кто?

– Шпрехшталмейстер, – пояснил Николай, – ну так в цирке называют человека, ответственного за представление, так вот, он никогда не говорит: «Лилипут Федотов Николай». Нет, только: «Акробат Федотов Николай». Ну и цирк, конечно, в восторге. Мне из-за этого и пришлось к Феликсу Ефимовичу ложиться.

– Почему?

Николай вздохнул:

– Морщины пошли, подбородок немного обвис, еще бы годик, и под мальчишку не скосить… Вот и пришлось подтягиваться. Ну, так что вы мне скажете про следующую операцию? Как этот вопрос решится, если Феликс Ефимович скончался?

Я слегка растерялась. Федотов моментально заметил мою неуверенность и нахмурился:

– Что-то не пойму? Вроде сказали, что из клиники, а сами расспрашиваете, зачем лежал у Чепцова… Вы кто такая вообще?

– Извините, – заторопилась я, вытаскивая «подписной лист», – деньги собираем. Не хотите поучаствовать?

– Это безобразие, – обозлился Федотов, – форменная наглость! У Чепцова что – не хватило средств на собственные похороны?!

– Нет, мы хотим вручить сумму его осиротевшей дочери, и…

– Отвратительно, – пыхтел Николай Евгеньевич, – сначала ваш профессор погибает и оставляет меня с наполовину сделанной внешностью…

– Но, по-моему, вы изумительно выглядите, – попробовала я охладить пыл лилипута.

– Между прочим, – злился хозяин, – мне предстоит еще одна операция!

– Какая?

– Не вашего ума дела! И кто ее теперь делать станет? В Москве брался только Чепцов! Как он посмел умереть, не доделав мое тело?

От изумления я разинула рот. Он что, всерьез или прикалывается?