Три мешка хитростей

– Нет.

– Пил втихую? – поинтересовалась я.

– Что ты! – возмутилась Лизка. – Павлик – идеальный муж!

– Тогда в чем дело? – хором спросили мы.

– Аккуратный слишком!

– Так это хорошо, – с недоумением вымолвила Тамара.

– Нет! – выкрикнула Лиза. – Слушайте!

Мы разинули рты. То, что рассказывала Лиза, походило на пересказ глупой кинокомедии. Павел маниакально ставил чашки в сушке ручками только в одну сторону. Если Лизавета, не слишком утруждая себя, запихивала кружки на решетку как попало, Павлуша моментально размещал их в прежнем строю. Стоит ли говорить, что в шкафах у них царил идеальный порядок, а тумбочки в спальне у кровати напоминали ящик заключенного, ежесекундно готового к шмону. Продукты в холодильнике ей следовало размещать по раз и навсегда определенному плану. Йогурты – слева, кефир, масло и молоко – справа. Если какой-нибудь из пластиковых стаканчиков фирмы «Данон» случайно перекочевывал на другую полку, Павлик мгновенно возвращал «беглеца» в «стойло». Стиральный порошок, мыло, шампунь – все имело свое место, и Лизе потихоньку стало казаться, что она сходит с ума. Окончательно добили ее полотенца.

Приняв ванну, мокрую махровую простынку полагалось сложить в четыре раза – именно в четыре – и повесить на специальную никелированную вешалку. Причем нижний край простынки нужно было выровнять параллельно полу… Впрочем, так же требовалось поступать и после мытья рук. Павлик не делал жене никаких замечаний, он просто молча входил после нее в ванную комнату и принимался перевешивать полотенчики, которые Лизавете ни разу не удалось пристроить как положено.

Лизино терпение лопнуло, и она подала на развод. Павел оказался интеллигентным до конца. Никаких свар он не заводил, а просто пристроился на работу в Германии и уехал из России, оставив Лизавету хозяйничать в квартире. Та радостно жила, как хотела, не обращая особого внимания на порядок.

– Чего же ты сейчас ревешь? – удивилась я.

– А ты представь себе, – взвизгнула Лиза, – прихожу сегодня домой, иду в ванную, а там, а там…

– Что? Что?

– Полотенца по линеечке выровнены, мыло лежит точно в центре мыльницы, и все мои кремы по росту расставлены, – причитала Лизка, – значит, Пашка вернулся. Нет, домой не пойду, останусь у вас, вот тут на коврике. Не могу жить в идеальном порядке!..

– Скажи мне спасибо, – сказала Ирина, – и, пожалуйста, вешайте полотенца аккуратно, вот так, как сейчас!

Я посмотрела на идеально развешанные полотенца и вздрогнула. Нет, это ужасно!

На Слободскую улицу я приехала к одиннадцати утра. Она находилась в самом центре и тянулась от Таганской площади вниз. Самая настоящая старомосковская улочка, тихая и какая-то провинциальная, заставленная невысокими домами. Есть в нашей столице подобные заповедные местечки. Возле станции метро «Таганская» шумела веселая летняя толпа, вовсю торговали палаточники, лотошники и несколько супермаркетов. Но стоило свернуть за угол большого серого дома и пройти метров сто, как перед глазами возникала совсем другая картина.

Между могучими деревьями были натянуты веревки, на которых сохло белье. Возле ободранных цельнометаллических качелей стоял большой деревянный стол, вокруг которого сидели несколько мужиков; чуть поодаль на скамеечке устроились две старушки с вязаньем, а из окон кирпичной пятиэтажки долетал хриплый басок: «Человек в телогрейке…»

Я подошла к бабулям и поинтересовалась:

– Это Слободская, восемнадцать?

– Она самая, – вздохнула бабуся с ярко-красным носком на четырех спицах, – ищешь кого?

– Квартира девять в каком подъезде?

– Кто у нас там проживает? – спросила вторая бабка, тоже с носком, но серым.

– Сироткин Яков.

Старухи разом вздохнули, но промолчали. Судя по их мгновенно поджатым губам, я поняла, что они знают о нужном мне человеке много «хорошего», и спросила:

– Можно присяду, а то ноги болят.

– Нонче молодые совсем гнилые, – резюмировал «красный носок».

– Да уж, – вздохнул «серый». – Мы работали по двенадцать часов, у станков стояли – и ничего. Пылища летит, шум, грохот… Так еще после смены на танцы бежали. А нонешние, тьфу! Сядут у телевизора, как кули, – и конец!

– Работа у меня тяжелая, – вздохнула я.

– И чем занимаешься? – полюбопытствовала первая бабулька.

– Раньше уважаемым человеком была – учительницей, а теперь – вот, – потрясла я коробкой с миксером.