Каникулы в Простофилино

Лидия раздавила окурок в пепельнице.

– Вы не помните того разговора с Каркиной?

– Простите, нет. Не подумайте, что корчу из себя звезду, но раздача автографов – рутинная работа. Тетя Аня частенько просила о такой услуге для знакомых.

Капстынь кивнула.

– Иного ответа и не ожидала. Я о вас многое знаю, и сейчас понимаю, что появление в данном кабинете Арины Виоловой связано со смертью Каркиных. Или вы на самом деле хотите оформиться курьером? Ох, Маша, Маша… Вы ведь так представились? Да не знай я ваших книг, выгнала б сейчас какую-то Машу вон. Рекомендация Эльзы в моем отделе лишь навредит. Да и не поверю вам. Наш новый коммерческий директор не способна на человеческие поступки, она циркулярная пила по менталитету. Давайте поговорим откровенно! В кабинет никто не войдет, и подслушивающих устройств тут нет. Я, кстати, уже подумала, что в смерти Каркиных имеется некая странность. Ушли оба сразу, а ведь практически не болели.

– Возраст не юный, – бормотнула я.

– Но не столь уж и пожилой, – кашлянула Лида. – Каркины вовсе не склеротики, активные люди, с ясным умом. Имелись, конечно, некие проблемки со здоровьем, у Анны Семеновны, сами понимаете, что, а Антон Петрович огурцом держался. Правда, история с Вадиком его из колеи выбила, но Каркин выдержал испытание мужественно. Очень хорошо помню ситуацию: я после поминок посуду собрала и на кухню несу, Эльза в комнате лежит… Вот уж на кого смотреть страшно было! Лица нет – черная маска… Она после самоубийства Вади совсем иной стала. Да, так вот. Антон Петрович мне помогать взялся, составил чашки на поднос и вдруг говорит: «А если б жив остался, то в тюрьме бы сгнил! Скажи, Лидочка, что лучше? В могиле или по лагерям да зонам?» Тяжело ему пришлось. Вы понимаете?

– Нет, – растерянно призналась я. – Кто такой Вадим? Чьи похороны? При чем тут Эльза Генриховна?

– Она мать Вади, – ответила Лида. – Вы не в курсе?

– Чего?

– Неужели Мила не рассказывала?

– О чем?

Капстынь откинулась на спинку стула.

– Тридцать лет назад я, студентка четвертого курса, пришла к Антону Петровичу на практику да и осталась рядом с ним навсегда. Меня после окончания института определили лаборанткой к Каркину. Представляете нравы научного мира?

– Вообще-то я далека от него.

Лидия хмыкнула.

– Внешне все пристойно, интеллигентно, а по сущности базар. Коллектив бабский, сплетни, хихиканье, обсуждение кто, куда и с кем… В первый же рабочий день мне нашептали кучу информации. Например, что Анна Семеновна Каркина заболела по женской части, перенесла операцию. Понятно?

– Конечно, – кивнула я. – Только об ее проблеме я ничего не знала, мы на эту тему никогда не беседовали.

– Женщины обычно не распространяются о таких вещах. Антон Петрович жену обожал, пылинки с нее сдувал, но он же мужчина… Супруга больная, так что, мужу жить монахом? Как считаете? – прищурилась Лидия.

– Каждый решает проблему по-своему, – деликатно отозвалась я.

– Верно, – кивнула собеседница, – вот Антон Петрович и предпринял некоторые шаги. Привел он в институт Эльзу, а спустя семь месяцев народ рты поразевал: новенькая младенца родила, мальчика. Эльза ни словом про отца своего ребенка не обмолвилась, только по коридорам быстрыми мышами побежали слухи. И очень скоро местные сплетницы были уверены: Вадик – сын Антона Петровича.

Ни Эльза, ни Каркин не демонстрировали своей близости и дружеских отношений. Они никогда не оставались вдвоем на кафедре, не шушукались в курилке, не обедали вместе в столовой, держали дистанцию, но… как говорится, на чужой роток не накинешь платок. Затем Эльза перевелась в другой отдел, и постепенно болтовня стихла, нашлись иные интересные темы для досужих языков…

Кстати говоря, Анна Семеновна более чем вежливо разговаривала с Эльзой, и кумушки терялись в догадках, глядя, как законная жена и любовница вместе обсуждают некую служебную проблему.

– Анька дура, – заявляли одни.

– Высокие отношения! – восхищались другие.

– А что им, морды друг другу царапать? – резонно отмечали третьи. – Хорошо Антон Петрович устроился!

Скандал случился лишь один раз, во время новогодней елки. Лида не помнила год, когда приключилась та драка. Да, да, драка в самом прямом смысле этого слова.

В НИИ, как, впрочем, в большинстве советских контор, существовала хорошая традиция – в последних числах декабря сотрудницы месткома вешали шары и гирлянды на вечнозеленую пушистую красавицу-елку, приглашали детей всех, кто работал в институте, и устраивали немудреный праздник. Бессменным Дедом Морозом был Антон Петрович, Снегурочками наряжали то одну, то другую лаборантку. Детвора с охотой водила хороводы, причем компания собиралась разновозрастная – от детсадовцев до старшеклассников. Лидия сейчас не могла сказать, сколько лет в тот год стукнуло Миле, но отлично помнила, что дочь Антона Петровича уже была подростком, а Вадим, сынок Эльзы, уморительным малышом.