Алкоголик

Абзац бесцеремонно полез во внутренний карман полотняной куртки и без труда нашел там то, что искал — документы на имя старшего сержанта милиции Иванова.

Судя по этим документам, старший сержант был водителем служебного автомобиля марки «ГАЗ-2410», из чего следовало, что упомянутый автомобиль находится где-то поблизости, совсем рядом. Абзац вспомнил, что видел багажник какой-то черной «Волги» у ворот соседней дачи, и снова поднес к глазам регистрационный талон. В талоне был указан цвет автомобиля — вовсе не черный, а белый. Ну правильно, подумал Абзац. Там, у соседней дачи, стоит «тридцать первая». На виду стоит, не прячется. А белая «двадцать четвертая» затаилась где-то тут. Ветками небось забросали для маскировки…

Он потратил несколько минут на то, чтобы как можно надежнее связать водителя и попутно обдумать ситуацию.

По всему выходило, что его здесь ждали. А раз ждали, то наверняка уже заметили и навострили уши. Кого именно следует ждать, они, конечно, не знают и потому на всякий случай фиксируют каждого прохожего, каждую проехавшую мимо машину и каждую пролетевшую в пределах видимости ворону. Если сейчас повернуться и пойти назад, наверняка остановят, проверят документы и, чего доброго, подергают за патлы. На всякий случай задержат, а тем временем сержант Иванов придет в себя, выпутается из импровизированных веревок и поставит в этой истории жирную точку. Но ведь не убивать же его только за то, что он в свое время не придумал ничего умнее, чем пойти в менты! Менты — тоже человеки, если к ним как следует присмотреться…

Задумчиво разглядывая глубоко и ровно дышащего сержанта, Шкабров вынул из наколенного кармана заветную плоскую бутылочку и сделал экономный глоток из горлышка. Можно было двинуться вдоль шоссе лесом и где-нибудь подальше отсюда поймать попутку. Если вести себя осторожно и не ломиться напролом, это вполне осуществимо. Но в таком случае нужно признать, что очередная попытка убрать Кондрашова снова с треском провалилась.

Ну и что? Она и так провалилась, это же ясно как день. На даче засада, а Кондратов, если он не совсем спятил, носа сюда не покажет. Но ведь все это пока что не более чем предположения. В конце концов, этот сержант мог просто приехать к кому-нибудь в гости. Начальника своего привез, к примеру. А начальник — свинья, даже не подумал позаботиться о своем личном водителе. Вот бедняга и отправился за пивом в ближайший магазин. Пиво, колбаска, черный хлеб — чем не обед для бедного мента?

«Посмотрим, — решил Абзац. — Мы осторожненько, без эксцессов. Впрочем, сказал он себе, поднимаясь с корточек, это уж как получится.»

Пистолет и документы сержанта Иванова он распихал по местам: пистолет в кобуру, а бумаги в карман куртки. У него мелькнула мысль, что было бы неплохо иметь при себе какое-нибудь оружие, более удобное в использовании, чем ампула с инфарктным газом, но он тут же одернул себя: оружие — вещь коварная. Вооруженный человек перестает чувствовать себя дичью, расправляет плечи и начинает ступать уверенно и твердо. Ему кажется, что от его поступи содрогается земля, а враги в ужасе забиваются по норам, и вот тут-то его, болезного, и шлепают, потому как врагов много и все они тоже вооружены и тоже сотрясают своей поступью несчастную земную твердь. Кроме того, стрелять в случае чего придется не в каких-то там абстрактных врагов, а в офицеров милиции. Перестрелки с ментами Абзац всегда считал признаком дурного тона. Кроме того, это было очень нездоровое занятие: мстя за своих, менты буквально рыли землю, а как они умеют работать при большом желании, Абзац знал хорошо.

Без приключений дойдя до забора кондрашовской дачи, Абзац взобрался на елку, ободрав при этом все руки, оцарапав обе щеки и едва не оставив в колючих ветвях свои накладные бакенбарды. На первый взгляд во дворе все было спокойно: водитель в рабочей куртке возился у распахнутых ворот гаража, перетирая какие-то замасленные железки, внутри дома кто-то неумело упражнялся на пианино. Потом фальшивые стоны пианино смолкли, и в лесной тиши Абзац очень четко уловил странный звук: кто-то переворачивал кассету в магнитофоне. Потом щелкнула клавиша, и пианино забренчало снова.

Абзац ухмыльнулся и напряг слух. Откуда-то доносилось неразборчивое бормотание, время от времени прерываемое звуками, которые получаются, когда кто-нибудь упоенно и мощно сморкается в два пальца. Где-то в доме, а может быть, поблизости от него работала портативная рация.