Младенец и черт

– Es geht nicht! Zu gefahrlich!^[20]

– Ничего, я везучий, – осклабился капитан. – Быть может, эта маленькая встряска вернет меня к жизни.

Если он думал, что затея с поединком на пилюлях испугает противника, то здорово ошибся.

Алеша встрепенулся. Кажется, прощаться с жизнью было еще рано. Появилась пускай слабая, но надежда.

– Какой мне смысл играть в эти детские игры? – с небрежным видом сказал он. – Даже если мне повезет, ваш слуга все равно меня застрелит.

Капитан поморщился, будто молодой человек сказал бестактность.

– Тимо, выйди. Raus, raus!^[21]

С большой неохотой, посекундно оборачиваясь, великан удалился за дверь.

– Если останетесь живы, успеете выскочить в окно. Любое из трех. – Теофельс широким жестом обвел комнату. – Заметьте, я доверяю вашей порядочности. Не боюсь, что пальнете в меня и сиганете через окошко прямо сейчас. Потому что вижу: передо мной человек чести… Ну, хватит болтовни. Выбирайте, которая?

Поразительная штука психология! Именно теперь, когда шанс на спасение подскочил с нулевой величины до вполне приличного соотношения 1:1, Алеше вдруг сделалось очень страшно. Словно окоченев, он смотрел, как капитан твердой рукой наливает в два стаканчика вино и бросает в каждый по таблетке; как те, шипя, растворяются.

– Вино, кстати, отличное, – с жестокой улыбкой сообщил резидент. – И яд тоже первоклассный. Больно не будет. Сначала приступ икоты, потом секунд тридцать судороги – и остановка сердца. Выбирайте: правый или левый.

Очень боясь, что задрожат пальцы, Алеша взял левый. Потому что на букву «Л», а мама в детстве звала его «Лешенька».

– Пьем разом, по команде, до дна. И не ловчить. Слово чести?

– Слово.

Пистолет Алеша убрал в карман. Шпион слегка поклонился – оценил жест.

– Благодарю за доверие.

– Не за что.

В этот решающий, очень возможно что предсмертный миг Романов внезапно ощутил странное родство с этим полоумным немцем. Кажется, и тот испытывал нечто подобное.

– Знаете что? – Теофельс беззаботно улыбнулся. – А давайте на брудершафт. Такой момент, можно сказать, раз в жизни бывает. – Они перекрестили руки, глядя друг другу в глаза. – Вот это по-нашему, по-буршески. Друзья называют меня «Зепп». А я вас «Алешей», ладно? За Германию, Алеша!

Студент хрипло ответил:

– За Россию!

– Ну, как говорится, три-четыре.

Оба выпили вино залпом. Честно.

Несколько секунд (как пишут в романах, показавшихся Алешей вечностью) он прислушивался к своему телу.

Что за бешеный стук? Начинаются судороги? Или просто сердцебиение?

Вдруг раздался громкий неромантичный звук.

– Ик!

Во взгляде немца мелькнул ужас. Капитан оттолкнул студента, протянул руку, чтобы схватиться за горло – и не смог.

– Ик! Ик! Ик!

Икота делалась всё чаще. Теофельс мягко повалился на пол. Нога в заляпанном грязью ботинке возила по полу. Из горла вырывалось сипение.

Алеша попятился к стене, не в силах отвести глаза от этой ужасной картины.

В дом ворвался Тимо и с ревом склонился над умирающим. Зачем-то подхватил его на руки, поднял. Из широкой груди слуги вырвался звериный вой.

Тогда, опомнившись, Романов развернулся и с разбега выпрыгнул в окно – одновременно со вспышкой очередной молнии.

Дождь ударил его в лицо, будто облил живой водой. Студент побежал в темноту, не разбирая дороги.

Гром ударил совсем рядом. Снова полыхнуло. И еще. И еще.

Оглянувшись, Алеша увидел, что из окна хибары высовывается Тимо. Рыдая и выкрикивая бессвязные ругательства, идолище вслепую палило из револьвера.

Да-дах! Да-дах! Да-дах!

Берлин

Gro?e Generalstab

В просторном дубовом кабинете, под высоким портретом Вильгельма Второго, у стола сидели два генерала. Один с закрученными, как у кайзера, усами. Второй с гладким пробором ровно посередине макушки и с моноклем в глазу. Всю поверхность стола занимала карта Восточной Пруссии, разрисованная красными клиньями, синими квадратами, желтыми кружками и прочей геометрией.

– Ну что ж, – произнес генерал Монокль, распрямляясь. – Всё ясно. Их первая армия бьет сюда, вторая сюда. Активная фаза наступательной операции начнется на восемнадцатый день после объявления мобилизации. Это слишком рано. Но планы, особенно русские, всегда чересчур оптимистичны. Набавим неделю, а то и две на русское медленное запрягание. Итого у нашей западной группировки будет примерно месяц. Достаточно, чтобы проскочить Бельгию и нависнуть над Парижем. Потом, пока наша артиллерия разъяснит французам, что упрямство – тяжкий грех, перебросим пять-шесть корпусов на восток. Вот в эту точку. – Красный карандаш ткнулся острием в район Мазурских болот. – Между русскими армиями Ренненкампфа и Самсонова.

---

20 Так не пойдет! Слишком опасно! (нем.)

21 Вон, вон! (нем.)