Муха в самолете

Как станет потом относиться к такой мамаше отпрыск? Будет осуждать ее за желание разбить чужой брак? Поймет и простит? Или взбрыкнет, убежит из дома? Наверное, Вероника тоже задавала себе эти вопросы, поэтому и придумала неоригинальную версию про погибшего героя.

Самое интересное, что Ася поверила матери и даже в подростковом возрасте никаких вопросов не задавала. Правду девушка узнала от Веры Ивановны уже после смерти Вероники. Случилось это в тот год, когда Ася заканчивала педагогический техникум, на двадцать пятое мая была намечена торжественная выдача дипломов, а потом выпускной бал. Девчонки-студентки готовились к празднику, у них только и разговоров было что о платьях, которые они наденут в этот день.

Двадцатого мая Катя, придя домой, обнаружила на кухне Асю, хлюпающую носом.

– Ты заболела, – всплеснула Катерина руками, – вот не повезло.

– Наоборот, здорово, – тихо ответила Ася.

– И чего хорошего! – воскликнула подруга. – Ложись скорей в кровать, авось до праздника поправишься.

– Я уже сказала в техникуме, что подцепила грипп и не приду на торжественное мероприятие, – протянула Ася.

– Глупости, это обычная простуда, попьешь чаю с малиной, и все пройдет.

– Нет, это вирусная инфекция, ломает меня всю.

– Скорей начинай лечиться!

– Зачем, само пройдет.

– Но двадцать пятое…

Ася швырнула в мойку чашку, которую держала в руке, послышался звон, и симпатичная емкость развалилась на куски.

– При чем тут двадцать пятое!

– Так праздник же, – растерянно залепетала Катя, – ты его пропустишь.

– Вовсе я не хотела на него идти.

– Не понимаю тебя, – дернула плечом Катя, – так здорово, торжественная обстановка, потом танцы.

Ася стала вынимать из раковины осколки чашки и вдруг вскрикнула, по ее пальцам потекла кровь.

– Ой, ты порезалась, – испугалась Катя.

Ася кивнула и заплакала, подруга бросилась к ней.

– Успокойся, давай йодом зальем.

– Как я могу пойти на праздник, – вдруг, рыдая, заявила Ася, – в чем отправиться? Платье в горошек нацепить? Единственное? Меня в нем уже сто раз видели! Ни туфель, ни сумочки нет. Девчонки расфуфырятся, разнарядятся, а я буду оборванкой! Нет уж, лучше болеть гриппом!

Выкрикнув это, Ася бросилась в свою комнату, по дороге она сшибла табуретку, в коридоре наткнулась на вешалку. На шум выглянула Вера Ивановна.

– Чем занимаетесь? – спросила она. – Чего тарарам подняли?

Ася остановилась и вдруг зло сказала:

– Вот как мне не повезло, ни отца, ни матери, сирота круглая, денег нет! Лучше утопиться, чем нищей жить. Скажи, в таких ботинках можно ходить, а? Можно?

Схватив старенькую туфельку, Ася стала трясти ею перед Верой Ивановной и твердить, словно заигранная пластинка:

– Позор, позор, позор! Из валенок в босоножки! Одна куртка, и даже колготок целых нет! Знаешь, какие девчонки у нас учатся? У Милки Поповой папа кандидат наук, он ей шубку купил, а у Лизки Вергасовой – полковник!

– Эка невидаль, – пьяновато улыбнулась старуха, – твой отец – генерал! Может, сейчас уже и маршалом стал! Нечего Вергасовой завидовать!

Ася швырнула ботинок в коридор.

– Ты, бабушка, коли выпила, спать ложись. Или забыла, что мой папаша давно помер? Совсем плохая стала от водки!

Вера Ивановна возмущенно выпрямилась.

– Не смей хамить!

– А, – понеслась на струе злобы Ася, – правда глаза колет! Алкоголичка!

– Мерзавка! – вскрикнула старуха. – Алкоголик – это тот, кто в канаве валяется.

– Вовсе нет, – парировала девушка, – есть вроде тебя, с виду приличные, тихие, жрут водяру под одеялом!

И разгорелся скандал, бабка, разобиженная донельзя, и Ася, злая оттого, что ей нечего надеть на праздник, набросились друг на друга с кулаками. Катя кинулась разнимать их, но куда там! Из уст драчуний сыпались оскорбления, они пытались побольней ущипнуть друг друга. В конце концов потерявшая всякое самообладание Вера Ивановна выпалила:

– Врала Ника всю жизнь! Жив твой папашка, жирует небось сейчас в собственном доме, еще в советские времена фазенду многоэтажную отгрохал. Ни в чем не нуждался. Только у него другой ребенок есть, от законной жены. Тебя же Вероника родила, его любовница. Небось думала бобра убить, да не вышло!

Ася села на пол.

– Врешь!

– Чтоб мне сгореть! – перекрестилась бабка. – Я честное слово Нике дала: никогда тебе правду не расскажу, да видишь, со зла все и выплеснула. Уж прости, Асенька, дуру! Только с какого ляду ты меня алкоголичкой обозвала?