31  

Несколько месяцев Леньков потратил на поиск правильного клиента и в конце концов вышел на мистера Ринальди из Лос-Анджелеса, владельца сети гей-отелей и трансвестит-клубов. Тот аж затрясся, когда узнал, какой товар ему предлагают. Теперь Паша раскаивался, что запросил всего лимон. Вполне вероятно, что старый педрила дал бы и больше. Как миленький, примчался в Париж. Сидит в своем «Крийоне», ждет, роняет слюни. Вот что надо сделать, пришла Паше в голову светлая мысль. Прикинуться, будто разговор шел не про баксы, а про евро. А что такого? Франция — территория евровалюты, всё нормально. Или скакнуть на фунты стерлингов? «Спонсор» ведь англичанин.

— Дай. Я сам, — отрывисто прошептал Некрофорус, отпихивая Крота.

Есть! Ей-богу есть!

Пухлые руки мертвеца были сложены не на груди, а почему-то внизу живота, словно у футболиста во время штрафного удара, и на левой ярко вспыхнула зеленая искра. Как огонек такси, подумал Паша, которого что-то повело на метафоры.

— Живем, Кротик, живем! — взвизгнул он. — Кусачки давай! — А к Уайлду обратился по-английски. — Nor shall I take aught from thee but that little ring that thou wearest on the finger of thy hand[12].

Но резать сустав не пришлось. Перстень с поразительной легкостью соскочил с мумифицировавшегося пальца.

И вот Леньков уже светил фонариком на изумрудного скарабея, в спинке которого были вырезаны какие-то знаки — кажется, каббалистические.

Надел кольцо себе на безымянный. Оно было малость великовато, и он сжал кисть.

— Нюхал? — засмеялся Паша и сунул под нос напарнику свой чахлый кулак. — Лимон зеленый, семейство цитрусовых.

Про то, что лимон теперь будет не зеленый, а британский, Кроту знать необязательно. В «Крийон» на встречу с мистером Ринальди он не пойдет. Ни имени клиента, ни названия гостиницы могильному специалисту Паша не сообщил, да тот и не интересовался.

В порыве эйфорической легкомысленности Некрофорус любовно похлопал покойника по накрашенной щеке.

И шарахнулся — так, что приложился затылком о каменную плиту.

— Ты чё?

— Нет, ничего… — пролепетал Леньков. — Уходим. Ему показалось, что щека теплая. И упругая.

К себе в «Гранд-отель» он вернулся в половине четвертого. Позвонить мистеру Ринальди обещался в восемь, так что была возможность немного поспать после удачной, но нервной ночи.

Лежа в кровати, Некрофорус рассматривал зеленого скарабея и понемногу успокаивался. Должно быть, гример положил на лицо мертвеца толстенный слой косметики. За столетие она спрессовалась, обрела смолообразность, вот и пружинит. А нагрелась от электрического луча. Никакой мистики.

И на душе у триумфатора сделалось хорошо. Сладостно зевнув, он оглядел лепной потолок. Вообще-то каморка каморкой, из разряда «бедненько, но чистенько». А стоит, зараза, тысячу баксов. Ничего не поделаешь — если хочешь иметь приличный гонорар, надо уметь себя подать. Мистер Ринальди вчера на Пашино небрежное: «Встретимся у меня в „Гранд-отеле“, в фойе» ответил уважительным «wow!». В мягчайших креслах, под ар-маньяк и сигарку, договорились по финансовым условиям изящно, без торговли.

Паша поставил будильник на полвосьмого, раскрыл томик с уайлдовскими пьесами — на первой попавшейся странице. Прочел:

«Паж Иродиады: Поглядите на луну. У луны очень странный вид. Можно подумать, что это женщина, которая поднимается из могилы. Она похожа на мертвую женщину. Можно подумать, что она ищет мертвых.

Молодой сириец: Очень странный у нее вид. Она похожа на маленькую принцессу! под желтым покрывалом, с серебряными ножками. Она похожа на принцессу, у которой ножки словно два белых голубя… Можно подумать, что она танцует.

Паж Иродиады: Она словно женщина, которая умерла. Она движется очень медленно. Как медленны ее движения».

Взглянул в окно. Там светила луна, но саму ее было не видно.

Некрофорус отложил книгу. Уснул.

Ему приснилась полная, грациозная женщина в прозрачных шелках, исполняющая странный танец. Она то воздевала к небу голые руки, то склонялась к земле, то вдруг начинала бешено и страстно трясти бедрами.

Играла музыка — какая-то двусмысленная. Вроде бы наполненная любовным томлением, а в то же время страшноватая. И очень-очень знакомая, только Паша всё не мог узнать мелодию.

Потом танцовщицап овернулась к Ленькову спиной, опустилась на колени и подняла что-то с пола. Изогнувшись всем телом, показала ему серебряное блюдо, на котором лежала отрубленная косматая голова. Паша постарался ее особо не рассматривать.


  31  
×
×